Четыре друга на фоне столетия - Вера Прохорова

Нейгауз вернулся в Москву, у них состоялось объяснение, и Зинаида Николаевна пообещала, что останется с ним. «Увидев его лицо, я поняла, что поступила неправильно не только в том, что написала, но и в том, что сделала». Но и Пастернак отступать не собирался. «Он писал большие письма по пять-шесть страниц, и все больше и больше покорял меня силой своей любви и глубиной интеллекта».

Мучительный треугольник, в котором очутились влюбленные, разрешился летом 1931 года. Тогда-то Пастернак и привез Зинаиду Николаевну в Кобулети.

Решение было принято, и Зинаида Нейгауз стала Зинаидой Пастернак. В 1937 году у Пастернаков родился сын Леонид.

Беременность Зинаиды Николаевны выпала на страшные дни набирающего обороты террора. Она вспоминала, как в один из дней к ним домой приехал «собиратель» писательских подписей под письмом с одобрением смертного приговора врагам народа маршалам Тухачевскому и Якиру. «Первый раз я увидела Борю рассвирепевшим. Он чуть не с кулаками набросился на приехавшего, хотя тот ни в чем не был виноват, и кричал: „Чтобы подписать, надо этих людей знать и знать, что они сделали. Мне же о них ничего не известно, я им жизни не давал и не имею права ее отнимать. Жизнью людей должно распоряжаться государство, а не частные граждане. Товарищ, это не контрамарки в театр подписывать, я ни за что не подпишу!“ Я была в ужасе и умоляла его подписать ради нашего ребенка. На это он мне сказал: „Ребенок, который родится не от меня, а от человека с иными взглядами, мне не нужен, пусть гибнет“.» В итоге, правда, подпись Пастернака в опубликованном в газете письме появилась. А вскоре родился и сын Леонид. Он прожил всего 39 лет и скончался в 1976 году.

За несколько дней до Победы умер сын Зинаиды Николаевны от Нейгауза. Да и сама она выглядела настолько плохо, что жена Асмуса Ирина Сергеевна, та самая, которая, собственно, имела виды на Пастернака в 1925 году, даже предложила Зинаиде Николаевне написать завещание, согласно которому воспитанием Лени после ее смерти займется именно Ирина Сергеевна. Так как Пастернак, говорила Асмус, обязательно снова женится и ему будет не до ребенка.

Зинаида Николаевна никакого завещания писать не стала. А потом и вовсе не сдержалась и ответила Асмус, что еще вопрос — кто раньше умрет.

Эта фраза мучала Зинаиду Пастернак до последнего дня.

«В сентябре они (Асмусы. — И. О.) уехали в Коктебель, оттуда приехали в начале ноября, а в декабре Ирины Сергеевны не стало, она умерла от рака крови».

Обо всем этом я читал в книге воспоминаний Зинаиды Пастернак.

А Вера Ивановна знала как очевидец.

Ведь даже попытку самоубийства из-за казавшегося ему равнодушия со стороны Зинаиды Борис Пастернак (он выпил флакон йода) сделал на глазах бабушки Прохоровой, матери Милицы Бородкиной. Это случилось в квартире в Трубниковском переулке.

Потом женщина лично рассказала Вере, что тут же дала поэту стакан молока и все обошлось…

* * *

Зинаида Николаевна была весьма своеобразной женщиной. На Пастернака смотрела сверху вниз.

Она по-своему была очень красивой, с ликом греческой маски — черные волосы, огромные черные глаза и всегда почему-то скорбное выражение лица.

Я имела счастье знать художника Фалька, он был настоящим философом. Я спросила как-то у него:

— Роберт Рафаилович, почему все так влюблялись в Зину? Она же такая суровая.

На что Фальк ответил:

— В ней была тайна. Ее молчание не предполагало духовную неразвитость.

Хотя в чем-то и она в Зинаиде присутствовала.

Например, Генрих Густавович читал в словаре слово «аккуратно» и шутливо комментировал: «А моя первая жена Зиночка писала это слово через „о“ и с одной буквой „к“. Поэтому мы с ней расстались».

Она была музыкальной. С Нейгаузом познакомилась в Киеве, где была его ученицей. А вообще они все, как я уже говорила, из Елисаветграда — и Зинаида Николаевна, и тетя Милица.

Моя прабабка мечтала выдать своих детей за дворян, и одна из ее дочерей, мать Милицы, вышла замуж за предводителя дворянства в Елисаветграде.

Во время Гражданской войны Нейгауз оказался в Киеве, начал преподавать, там у них и начался роман.

Генрих Густавович так описывал свой брак: «Сначала я заболел скарлатиной, и Зина за мной ухаживала. А потом она заболела, и ухаживать начал я. А потом родился Адик».

Расстались они в двадцатых годах. В 1927 году у них родился сын Стасик, а уже в 29-м появилась Милка, дочь Нейгауза от тети Милицы. В этот промежуток Борис Леонидович и влюбился в Зину, ради которой развелся с женой.

Сыновей Зинаиды и Генриха Густавовича Пастернак воспринимал как родных детей.

Стасик был красивый. А про Адика и вовсе говорили, что с него можно было писать греческого бога. Какое-то удивительное смешение Зининых жестких черт и черт Нейгауза. Огромные синие глаза, золотые волосы. На него оглядывались на улице, его писали художники.

Они жили на даче с Борисом Леонидовичем. «На даче спят два сына, как только в раннем детстве спят» — это Пастернак писал про Адика и Стасика. Но сам Стасик говорил: «Он был замечательный отчим, но все-таки отчим». Они обожали отца…

При этом Стасик до конца жизни не мог простить матери, что она фактически отказалась от него. Зинаида Николаевна ведь взяла к себе Адика, а Стасик остался жить с Нейгаузом и тетей Милицей.

Тетя вспоминала, как на подмосковной даче купала в бочке Стасика и своего племянника Сережку. А Адик в это время был в Грузии, куда Зинаида Николаевна с Пастернаком уехали в свадебное путешествие.

Мне потом жена Стасика Галя рассказывала, что он долго не мог назвать Зинаиду Николаевну «мамой». Говорил: «Она предала меня».

Почему Зинаида Николаевна ушла к Пастернаку? Тайна женского сердца.

А потом Генрих Густавович изменял ей, безусловно. Он даже говорил: «Пытался скрыть от жены, но все равно узнала. Сказала только: „Какой у тебя вкус, если ты встречаешься с этой женщиной?!“»

* * *

Так получилось, что семейная жизнь Бориса и Зинаиды Пастернак началась в Грузии.

И там же, очень скоро после расставания с Зинаидой и женитьбе на Милице, у Генриха Нейгауза появилась фактически вторая семья.

О том, что великий пианист и профессор приезжает в Тбилиси к преподавателю музыкального училища Людмиле Погосовой, знал весь город. Да и сам Нейгауз, кажется, не делал из этого большого секрета.

В Тбилиси он часто приходил на уроки к Людмиле, слушал ее учеников и неизменно прямо говорил все, что думает о способностях или отсутствии оных у того или иного воспитанника. Некоторые из них до сих пор с содроганием вспоминают весьма нелестные сравнения, которыми их награждал Генрих Густавович.