Продавец вечности - Анна и Сергей Литвиновы

Мария сжалилась:

— Ладно, не зверь я. Живи, пока место есть. Только не бесплатно. Чтоб к восьми ужин из трех блюд и всю квартиру пропылесосить.

Она убежала в свой магазин. Влада приказ восприняла всерьез, хотела немедленно браться за уборку, но Палыч не позволил. Убедил вернуться в постель. Уложил рядом нескладного Миклушу. Принес с кухни горячего чаю с вафлями.

Чудилка поглядывала боязливо, и он подкатывать даже не пытался. Отечески (хотя ненамного и старше) расспрашивал про житье-бытье. Она торопилась, смущалась, сбивалась с одного на другое, всхлипывала. Губы дрожат, глаза красные.

— Все, хватит, — прервал разговор Палыч. — Поспи-ка ты. А то и правда на сумасшедшую похожа.

— Я уже и боюсь засыпать, — взглянула виновато.

— Не волнуйся. Я тебя охранять буду, — заверил он.

Обняла собаку, пару раз вздернулась, уснула.

Лицо спокойное, мирное. Вряд ли ей сейчас будут Горгоны мерещиться.

Палычу очень хотелось помочь нескладной, но такой беспомощной и милой женщине. Да и когда еще охраннику доведется настоящую загадку расследовать?

Еще вчера приметил — Владислава без сумочки. Но в кармашках платья набито полно всего. Вроде бы и паспорт проглядывал.

Он еще раз прислушался к ее безмятежному дыханию. Сунул руку в карман. Вот он, документ. Будем надеяться, что живет там, где прописана. И Денис окажется дома — праздники сейчас.

* * *

Шел Палыч вроде поговорить, но настрой, сразу дать в морду. Хоть никогда его не видел, не нравился ему этот Денис. Нормально, что ли — поселиться в чужой квартире примаком, да еще и в психушку хозяйку пытаться сдать?

А Владу как вспоминал — сердце сразу щемило. У них в поселке была примерно на вид такая массовик-затейница при Доме культуры. Пусть ржали и называли малахольной, а жалели. Помогали. Он и сам огород той вскапывал и терпел, как она ему в благодарность стихи читала.

Но в поселке — старушка. А Влада — женщина в самом соку. Только подать себя не умеет. Сделать бы так, чтоб распрямила плечи. Переодеть из платья старомодного в одежку нормальную. Взять пива, посидеть вместе, поговорить за жизнь.

Совсем размечтался — но себя оборвал. Кто он (ни кола, ни двора) — и она — столичная штучка при квартире. А уж как увидел пресловутого Дениса — совсем пригорюнился. Оказался тот лет сорока, но сразу видно: сволочь без вредных привычек. Морда свежая, тело в мускулах. Глаза синие, чертов Ален Делон. Услышал, что Палыч от Влады, такой прямо сразу обеспокоенный стал.

— Боже! Где она?

— Не важно.

— То есть как это не важно? Я ночь не спал! Все больницы обзвонил!

— Да ладно. Ты ж сам ее выгнал.

Денис сузил глаза.

— А ты, что ли, подобрал?

Палыч уже и примеряться начал, как сподручнее врезать в челюсть. Но муженек виновато хлопнул себя ладонью по рту.

— Что я несу. Прости, брат. Очень волнуюсь за нее. Будь человеком. Скажи, где Влада? Я сейчас же ее заберу.

— Не поедет она к тебе, — с наслаждением сказал Палыч. — Слишком ты ее обидел.

Синие глаза злобно блеснули.

Но в бутылку не полез. Сказал печально:

— Да. Я понимаю. Влада расстроилась. Тяжело признавать, когда у тебя проблемы. Но я ведь как лучше хочу.

— Как лучше — это в дурку?

— Какая дурка? — возмутился Денис. — Частного доктора нашел. Пять тысяч прием.

— Она, что ли, правда тебя убить пыталась? — проницательно взглянул Палыч.

— С ножом бросалась! И душила! — охотно подтвердил тот. — Пойми, она опасность представляет. Не только для других — для себя тоже.

— Какая там опасность — с тростинки, — пожал плечами Палыч. И перешел в наступление: — Врешь ты все. Сам травишь ее и еще дурочкой пытаешься выставить.

— Я? Травлю? — Удивление в наглых буркалах плескалось неподдельное.

— Кто ей таблеточки желтенькие дал? С виду как валерьянка. А что там внутри? Наркота?

— Да что ты несешь, урод! — позеленел Денис. — Владка — мне самая близкая на всей земле!

— А зачем она тебе нужна, красавчик? Чтоб жить было где?

И еле успел отскочить — муженек решил влепить первым. Палычу в спортивные залы ходить некогда, но на работе (чем еще в охране заняться?) железо тягал. Отжимался, да и «груша» в дежурке висела. Поэтому удар блокировал и в ответ зарядил от души. Из идеально ровного носа закапала кровь. Денис взвыл.

— Ах ты, гад!

Кинулся в новую атаку, и Палыч чуть было не пропустил. Но снова смог увернуться. Вывернул противнику руку, с удовольствием дал пинка, уронил на пол, прижал коленом. До чего приятно, когда синеглазый красавчик скулит от страха!

Но тот, сволочь, ни в чем не признался. Хоть фотографию ему Палыч и разбил, стоял на своем: любит. И к врачу уговаривал пойти только потому, что за нее саму боялся. Да еще и видео показал то самое. Влада — несчастная, с полуприкрытыми глазами — действительно держала нож. Наступала с ним в руке безмолвно, страшно, как Панночка из старого фильма.

— Невменяемая она! — причитал муж. — Я что. Вдруг себя зарежет? На твоей совести будет.

Палыч оставил его скулить. Захлопнул молча дверь и ушел.

Когда вернулся, Влада по-прежнему спала — безмятежно, крепко. Миклуша (смех, а не охранник) лежал у нее в ногах, перевернулся кверху брюхом и нагло похрапывал.

Палыч тихонько притворил дверь в комнату и отправился готовить. Ужина из трех блюд Машка не дождется, но фирменную свою яичницу (в ней сыр, ветчина, помидорки, перчик болгарский) сварганил. И салат настругал из всего, что нашлось в холодильнике.

Влада появилась, когда он вдохновенно переставлял салфетки из пачки в хрустальный хозяйский бокал — чтобы совсем как в ресторане вид.

Она первым делом спросила с тревогой:

— Я нормально себя вела?

— Дрыхла ты. Как сурок, — усмехнулся Палыч. — Яичницу кладу?

— Ой, давайте. — Раскраснелась. — Я такая голодная!

Ни одна еще женщина перед его фирменным блюдом не устояла. Вот и Влада начала: «Какой вы молодец, не то что я — ничего не умею, только людям проблемы создаю».

Палыч поглядывал внимательно — кому жалуется? Папе — или все-таки мужчине?

Но пару взглядов, обращенных на его мощный, обтянутый тельняшкой торс, приободрили. Хотя до синеглазого Дениса ему, конечно, как до луны.

Чудилка с удовольствием съела огромную порцию яичницы, подчистила кусочком хлеба остатки салата и сказала:

— До того странно! Вы мне чужой совсем. А чувствую себя словно дома.

— Ты тоже мне как родная стала. Едва знаю, а отпускать не хочу. Эх, был бы дворец у меня! Но имеется только мазанка в станице Брюховецкой. Давай туда поедем? Фермерское хозяйство откроем. Сыры