Пойма - Джо Р. Лансдейл

— Так я и знал! — воскликнул Нейшен. — Какой-то проклятый ниггер!

— Задержал там одного для допроса, и всё тут.

— Где он? — полюбопытствовал Нейшен.

— Знаете что, — сказал папа. — Пойду-ка я возьму себе кусок пирога.

Крыльцо скрипнуло, открылась дверная ширма, и мы услышали, как ботинки затопали в дом.

— Негролюб несчастный, — процедил Нейшен.

— Так, ну-ка хватит, — не вытерпел Сесиль.

— Это ты мне?

— Тебе-тебе, хватит, говорю!

С крыльца донеслись звуки борьбы, затем внезапно послышался шмяк, и мистер Нейшен свалился на землю прямо перед нами. Его было хорошо видно через ступеньки. Лицо повернулось в нашу сторону, но вряд ли он нас заметил. Под домом было темно, а мысли Нейшена занимали совсем другие вопросы. Он довольно быстро встал, забыл шляпу на земле, а потом на крыльце снова послышалось шевеление, открылась ширма, и раздался папин голос:

— Итан, не возвращайся к нам на крыльцо. Ступай себе домой.

— Да кто ты такой, чтобы мне указывать? — огрызнулся мистер Нейшен.

— Сейчас я здесь констебль, и если поднимешься на крыльцо да выкинешь ещё хоть какой-нибудь номер, я тебя арестую.

— И кто же тебе поможет?

— Да сам управлюсь.

— А что насчёт него? Это ведь он меня ударил! Ты на его стороне, потому что он за тебя впрягается!

— Я на его стороне, потому что ты — горлопан, который портит добрым людям настроение. Ты слишком много выпил. Поди-ка домой, Итан, да проспись получше. Давай не будем обострять обстановку.

Рука мистера Нейшена потянулась к земле и подобрала шляпу. Он сказал:

— А ты у нас весь такой властный и могучий, верно?

— Да просто нет смысла ссориться по дурацкому поводу, — ответил папа.

— Следи за языком, негролюб.

— Больше не появляйся у нас в парикмахерской.

— Даже и не подумаю, негролюб!

Было видно, как мистер Нейшен развернулся и ушёл.

Папа сказал:

— Сесиль, ты слишком много болтаешь.

— Да, знаю, — вздохнул Сесиль.

— Так, я же вроде собирался взять себе пирога. Схожу, что ли, обратно в дом, да попробую снова. Когда вернусь, давай поговорим на какую-нибудь другую тему?

— Что ж, давай, — услышал я, потом открылась дверная ширма. На миг я решил, что все ушли в дом, но потом понял, что папа с Сесилем до сих пор на крыльце и разговор ещё не закончен.

— Зря я так на тебя наехал, — сказал папа.

— Да ничего, — бросил Сесиль. — Ты прав. Я и впрямь слишком много болтаю.

— Да я и сам-то хорош. Во-первых, зря я тебе вообще рассказал про подозреваемого — да ещё ведь не предупредил, что об этом надо молчать. А ведь мог бы! Не сказать, что я такой весь из себя крутой коп. Подумал, что можно и прихвастнуть маленько. И чего вдруг, не знаю. Не иначе как хотел почувствовать себя профессионалом.

— И всё-таки лучше бы мне было помолчать.

— Давай забудем, а? И спасибо, что Нейшену врезал. Ты ведь не обязан был за меня впрягаться.

— Я ему врезал, потому что он меня довёл. А этот твой подозреваемый, Джейкоб. Думаешь, это всё-таки он?

— Нет. Не думаю.

— Он не опасен?

— Сейчас — нет. Наверно, просто выпущу его на волю, и пусть никто не узнает, кто это был.

— Прости, Джейкоб.

— Да ладно. Пойдём уже наконец возьмём себе по куску пирога.

По пути домой мы открыли в машине окна, и свежий октябрьский ветер наполнял салон запахом леса. Я набил желудок пирогом и лимонадом, устроился поудобнее на сиденье и радовался жизни. А думал я всё про Луизу Канертон — вдруг стало интересно, как она выглядит без платья. Эта мысль меня встревожила, и я постарался на ней не задерживаться. Но всё никак не шли из головы её грудь, её длинные ноги да то, каковы они должны бы быть на ощупь.

Наконец я стал молиться про себя богу, но всё время, пока молился, так и продолжал представлять её себе без одежды. Задумался, а видит ли её без одежды сам господь бог? Должно быть, видит. Нравится ли ему то, что он видит? Отдаёт ли он себе в этом отчёт? Разве он не сам её создал? И если так, зачем он создаёт некоторых некрасивыми?

Похоже, именно тогда (хотя в то время я этого ещё не осознавал) мои представления о боге и религии начали меняться и даже в каком-то смысле размываться.

Пока мы петляли через лес по раскисшей дороге, я стал клевать носом.

Том уже уснула, зажав в руках свой заляпанный грязью костюм привидения. Я прислонился к двери автомобиля и задремал вполглаза. А через некоторое время понял, что мама с папой ведут беседу.

— Значит, у него был её кошелёк? — спросила мама.

— Ага, — ответил папа. — Он и деньги оттуда забрал.

— Так, может, это он?

— Говорит, что удил рыбу, увидел, как по реке плывёт платье и кошелёк, ну и подцепил его леской. А платье прибило к берегу неподалёку. Увидел в кошельке деньги, вытащил. Подумал, что кошелёк в реке уже вряд ли кто-нибудь станет искать, а на нём и имени никакого не было, да и лежало там всего пять долларов. Сказал, даже и в голову не пришло, что кого-то убили.

— И ты поверил?

— Поверил. Я старого Моуза с самого детства знаю. Он, по сути, живёт на реке в этой своей лодке. Добряк — мухи не обидит. К тому же, старику уже за семьдесят, да и здоровьем не пышет. Жена от него сорок лет назад сбежала, а он так и не оправился. Потом и сын пропал, подросток. Тот, кто изнасиловал эту женщину, надо думать, был весьма силён. Она-то была ещё достаточно молодая и, судя по внешнему виду тела, неплохо так от него отбивалась. Тому, кто это сделал, хватило сил, чтобы… В общем, изрезал он её знатно. Так же, как и ту, другую.

— Боже мой.

— Прости, милая. Не хотел тебя расстраивать.

— Как же ты вышел на этот кошелёк?

— Да заглянул к Моузу. Я ведь всякий раз захожу его проведать, если спускаюсь к реке. На столе у него в лачужке лежал. Пришлось задержать старика. Теперь уже не знаю, правильно ли я поступил. Может, стоило забрать кошелёк и сказать, что просто нашёл. Я ему верю. Но так или иначе, доказательств-то у меня нету.

— А раньше у Моуза были какие-то неприятности с законом?

— Когда от него сбежала жена, некоторые решили, будто бы он её убил — за распутство. Но это только так, слухи ходили. Так никто ничего и не узнал.

— А он мог?

— Полагаю, да.

— А что с его сыном? С ним-то что случилось?

— Мальчишку звали Телли. Да что, мозги у парня были набекрень. Моуз утверждает, вот поэтому-то жена и сбежала. Стеснялась своего чокнутого сыночка. А года через четыре или пять исчез и сам ребёнок, а Моуз никогда в разговорах этого не касался. Некоторые решили, что его он тоже прибил. Но это всё только сплетни. Белые на цветных завсегда ведь наговаривают. Я-то верю, что жена от него сбежала. Мальчишка умом не блистал — вот, видимо, и повторил за матушкой. Он вообще любил бродить по дебрям и вдоль реки. Может, утонул или свалился где-нибудь в яму, да так и не выбрался.