Священное воинство - Джеймс Рестон

«Звезда Рейна пала, разрушив дело Рима и погрузив землю во тьму» — так оплакал его гибель один из поэтов.

Последствия гибели Барбароссы были ужасными для крестоносцев. Почти сразу же в армии начался хаос. Турки-сельджуки, воспользовавшись моментом, атаковали их, окружив со всех сторон. Лишенные командования, германские солдаты спасались бегством или были перебиты. Из стотысячного войска, вышедшего из Константинополя, через несколько недель до Акры с трудом добралось только около пяти тысяч человек.

К счастью для своего войска, Ричард в тот неудачный для него день нашел приют в ближнем монастыре. Без своего великого полководца Крестовый поход был бы обречен на провал, еще не начавшись. Один из хронистов Саладина недаром заметил: «Если бы Аллах не явил свою милость мусульманам, погубив германского императора накануне его вторжения в Сирию, то сейчас люди бы сказали: „Сирия и Египет некогда были исламскими странами“».

Ричарду повезло куда больше. Он наконец узнал, что огромный английский флот уже приближается к Сицилии. Устремившись навстречу своей армаде через Мессинский пролив, король, вероятно, вспоминал о Сцилле и Харибде, этих двух ужасах античных моряков, а самого себя вполне мог бы сравнить с Одиссеем. Если шестиглавое чудовище из легенды про Одиссея не пожрало Ричарда и его крестоносцев, то они вполне могли остерегаться также призрака Морганы Ле Фей из легенд о короле Артуре, которая также могла притаиться в тех местах. Это была ведьма, научившаяся колдовству у Мерлина, и она могла спасти корабль от морской пучины или, наоборот, утопить его в отместку за отвергнутую любовь. Плывя к Сицилии, король Ричард, возможно, гадал о своей судьбе и судьбе флота. А если ему не были чужды сомнения, то не спрашивал ли он самого себя: «А что, если начатое мною великое предприятие по освобождению Палестины также призрак?»

Проведя на Сицилии несколько месяцев, Ричард анализировал и взвешивал сведения разведчиков о состоянии вражеских сил и о своем великом противнике Саладине. За три с лишним года, которые истекли со времени взятия Иерусалима, султан едва ли сидел сложа руки. Латинского королевства с его замками и системой укреплений больше не существовало, остались лишь несколько небольших редутов на морском побережье. Кроме Тира, все порты к югу от Триполи были в руках мусульман. Из множества огромных замков крестоносцев в глубине страны в руках европейцев оставались только Маргат и Крак-де-Шевалье. И все-таки, считал Ричард, даже это лучше, чем ничего. У него будет хоть какой-то плацдарм, чтобы начать отвоевание Святой земли. Оставив европейцам Тир, Саладин совершил одну из двух своих важнейших ошибок.

В середине ноября 1187 г. войска султана снова подошли к Тиру. Если бы он смог взять этот последний оплот христианства, ему удалось бы сбросить европейцев в море, к чему он давно стремился. Беглец Конрад Монферратский за время, прошедшее с первой попытки Саладина взять Тир, сумел значительно укрепить его. К тому же из Иерусалима и других мест в Тир продолжали стекаться христианские беженцы — он был битком набит ими благодаря великодушию султана.

Тир представлял собой прекрасно укрепленный город, который, кроме того, являлся центром торговли, в первую очередь — производимыми там стеклом, сластями и великолепной пурпурной краской. Он стоял на плодородной земле, благоприятной для земледелия. Недаром еще Соломон в «Песне песней» назвал этот край «источником животворных вод, орошающих сады». В далекой древности Тир был главным городом финикийцев. Некогда, по преданию, туда отказались впустить Иисуса, и неподалеку отсюда Спаситель сказал жительнице Ханаана: «О женщина, поистине велика твоя вера!» — прежде чем исцелить ее дочь, одержимую дьяволом. Тир стоял на полуострове, почти на острове, с трех сторон окруженный морем и соединенный с большой землей лишь узкой полоской земли, не длиннее расстояния, которое могла пролететь стрела. Город окружали стены толщиной в двадцать пять футов, с двенадцатью мощными башнями. К восточным его воротам вела узкая насыпная «Александрова дорога», названная так по имени ее создателя Александра Великого. Все это, безусловно, существенно затрудняло возможный штурм Тира. Его можно было взять лишь при одновременном ударе с суши и с моря, и то если его защитники не были готовы выдержать длительную осаду. Но Саладин не любил таких осад. Конрад хорошо понимал, что войско султана будет проявлять недовольство, если не удастся быстро достичь успеха.

Единственный доступ в город с моря был возможен через внутреннюю гавань, по обе стороны от которой возвышались две башни. Вход в гавань преграждала огромная цепь; ее опускали для входа в гавань дружественных кораблей и поднимали, чтобы закрыть доступ вражеским судам — таким, как стоявшие теперь в море пять кораблей Саладина.

Саладин начал осаду. На суше дела у его воинов шли туго, потому что «Александрова дорога» была слишком узкой и уязвимой. Конрад тут же отрядил несколько своих кораблей из внутренней гавани, чтобы они обстреливали с моря, с двух сторон, нападающих мусульман, и это привело к немалым жертвам среди последних. Тогда Саладин прислал десять египетских кораблей, стоявших ранее в порту Акры, чтобы они блокировали вражеские суда. В результате в боевых действиях обеих сторон произошел застой, продолжавшийся до Рождества.

Пять из десяти кораблей Саладина были специально предназначены для ночной блокады, но моряки на них были людьми неопытными и плохо обученными. Конрад знал это и воспользовался своими знаниями. По его приказу в ночь на 30 декабря, перед рассветом, тирские моряки совершили дерзкий рейд. Когда стало светать, египтяне спокойно уснули, решив, что их ночное дежурство закончилось благополучно. Их разбудила внезапная атака, начатая моряками Конрада. Многие мусульмане попрыгали с кораблей в море, и египетские галеры были на буксире доставлены в гавань. Когда Саладин узнал о случившемся, он приказал оставшимся судам срочно уходить в Бейрут, так как у противника возникло слишком большое преимущество на море, однако тирский флот бросился в погоню. В панике, бросив корабли у берега, египтяне разбежались. Вдобавок ко всему Саладину пришлось уничтожить брошенные корабли, чтобы они не достались противнику.

После этого поражения на море, помня о наступающем сезоне дождей, Саладин решил подвести черту под осадой. 583 год (1187 по христианскому летосчислению) был поистине славным для мусульман, и не следовало омрачать его бесплодными усилиями взять Тир и напрасными жертвами. Да и войско Саладина устало и нуждалось в отдыхе. Через несколько дней султан велел снять осаду.

Не было ли это поворотом в развитии войны? Так полагали защитники Тира, которые, стоя на стенах, с радостными воплями следили за отступлением мусульман, уничтожавших свои огромные осадные машины. У тирцев пробудилась надежда. Пока город в их руках, можно ожидать помощи из Европы. Франки поверили, что их мужественная оборона города навсегда обескуражила мусульман. Если Тир устоял, значит, устояла хотя бы часть Иерусалимского королевства.

Когда об этом стало известно в Европе, Конрад Монферратский превратился для европейцев в героя. Его доблесть прославил знаменитый трубадур де Борн: «Теперь я знаю, кто превосходит всех доблестью, — несомненно, это сэр Конрад, обороняющийся в Тире от Саладина и его шайки. Да поможет ему Господь! От людей ему трудно ждать помощи — он один взял на себя огромный труд, и он один достоин награды».