Безмолвный дом - Фергюс Хьюм

– Пожалуй, вы правы. Они старомодны и скучны. Но так полезно иметь респектабельных друзей в этой стране, где о людях судят по тому, с кем они водят дружбу.

– Ага! – многозначительно произнес Люциан – что прозвучало, надо признать, подчеркнуто грубо. – А вам, значит, понадобились респектабельные друзья, пусть даже скучные?

– Вот именно, – честно призналась миссис Рен. – У меня с папой была необычная жизнь, то вверх, то вниз, то задом наперед. Интересная, но сложная.

– Ведь вы не американка? – внезапно пустил пробный шар Дензил.

– Вот это да! Как вы догадались?

– Потому что вы слишком хорошо владеете американским произношением, чтобы быть американкой.

– Что ж, в этом есть доля правды, – прохладно отозвалась Лидия. – Впрочем, я – продукт США ровно в той мере, в какой и всего остального мира. Довольно долгое время у нас была частная практика в Вайоминге, штат Висконсин, и для девушки, которая считает себя янки, это совсем недурно. Но, пожалуй, мы не будем углубляться в нашу семейную историю, – сухо заключила миссис Рен. – Я не папистка, а вы не мой духовник.

– Гм! Вижу, что вам довелось побывать в Южных морях.

– С чего вы взяли?

– Тамошние жители используют словечко «папист» для обозначения католиков.

– Да вы прямо семи пядей во лбу, мистер Дензил. Вас не проведешь; но я не намерена свидетельствовать против себя самой. Если вам нужны какие-то сведения, спросите папу. Он такой простофиля, что расскажет вам все.

– Что ж, миссис Рен, храните собственные тайны на здоровье; это не то, что меня интересует. Говорите, ваш отец тоже был в Кэмден-Хилл в Рождественский сочельник?

– Я этого не говорила, но он был там, – негромко ответила Лидия. – Ему нездоровилось – папа не выносит английские зимы, – и он написал мне, пригласив приехать. Но при этом чувствовал себя настолько плохо, что ушел от Пегаллов еще в шесть часов.

– Это было то самое письмо, которое расстроило вас.

– Да. Я вижу, старая Белла Тайлер не теряла времени даром. Получив письмо, я немедленно выехала. У меня остался только один родитель, и он мне слишком дорог, чтобы сунуть его в ящик и зарыть в землю, тогда как болваны остаются жить. Но вот мы и прибыли. Надеюсь, вам понравится тот цирк, который Пегаллы устраивают в своем доме. Христианский лагерь – сущая ерунда по сравнению с ними.

Жилище почтенного семейства, которое она имела в виду, являло собой средних размеров дом красного кирпича, окруженный аккуратным садиком и отгороженный от большой дороги высоким деревянным забором, тщательно выкрашенным в зеленый цвет. Полная вдова и две ее не менее дородные дочери, старые девы, обитавшие в нем, вполне заслуживали эпитета «тяжеловесные», который использовала миссис Рен. Они отличались отменным здоровьем, румянцем во всю щеку, черными волосами и широко раскрытыми глазами, в которых начисто отсутствовал даже слабый проблеск ума; по сравнению с ними деревянные куклы казались бы настоящими интеллектуалами. Одеты они были просто и удобно; мебель в гостиной выглядела так же безыскусно и комфортно; и дом, и его обитатели представлялись в высшей мере респектабельными и невероятно скучными. Люциану оставалось только гадать, что такой ястреб, как миссис Рен, нашла для себя в этой филистерской голубятне. Но он восхитился тем тактом, с коим она общалась с семейством, чья претензия на аристократичность уравновешивала ее в некотором роде легкомысленную репутацию; при этом им явно не приходило в голову, что она их просто использует.

«Как бы там ни было, эти три женщины слишком честны, чтобы сказать что-либо, кроме правды, – подумал Люциан, стоически ожидая окончания строгой процедуры представления. – Так что я буду знать совершенно определенно, действительно ли миссис Рен была здесь в гостях в канун Рождества».

Обе мисс Пегалл и их мамочка в капоре с лентами приветствовали Люциана с добродушием и жеманством, поскольку тоже оказались ценителями симпатичных молодых людей; но целовать и обнимать они все-таки принялись коварную Лидию, усиленно именуя ее «дорогой». Миссис Рен, в свою очередь, сновала между ними, словно птичка, и целовала каждую в красные яблоки щек, то и дело бросая лукавые взгляды на Люциана, дабы проверить, восхищается ли он ее талантом к лицедейству. Вино и печенье, портвейн и шерри были поданы в стиле гостеприимства ранней Викторианской эпохи, от которой явно вела отсчет миссис Пегалл, и все принялись веселиться, в то время как Лидия старалась оправдать себя в глазах Люциана и при этом не дать изобличить себя в глазах семейства.

– Мы только что вернулись из нашего загородного дома в Сомерсете, – пояснила миссис Пегалл. – Девочки пожелали полюбоваться тамошними окрестностями, и потому я сказала: «Поедем, дорогие мои, и, быть может, хоть одним глазком сможем взглянуть на нашу дорогую королеву». Я уверена, что более лояльных подданных, нежели мы, у нее нет.

– Вы в этом году намерены много путешествовать, дорогая миссис Рен? – спросила Беатриса Пегалл, старшая и самая невыразительная из сестер.

– Увы, дорогая, – со вздохом отозвалась Лидия, прикладывая к глазам изящный носовой платочек. – Вы же знаете о моей утрате.

Обе сестры принялись дружно охать и ахать, после чего Сесилия Пегалл, отличавшаяся крайней религиозностью, заметила, что «все мы смертны», к каковому замечанию присоединилась и ее мать:

– Совершенно верно, дорогая, совершенно верно.

Затем трио опять разразилось дружными вздохами, покачивая черноволосыми головами, словно китайские мандарины.

– Я бы не смогла пережить такое горе, – полным слез голосом продолжала Лидия, – если бы у меня не было по крайней мере трех таких верных и надежных подруг. Ах! Я никогда не забуду тот счастливый Рождественский сочельник!

– Вы имеете в виду последний сочельник, дорогая миссис Рен? – осведомилась Сесилия.

– Тогда вы все были так добры и милы к нам, – всхлипнула Лидия, метнув взгляд на Люциана, дабы убедиться, что он не пропустил мимо ушей свидетельские показания в ее пользу. – Мы играли в вист, не так ли?

– Да, четыре роббера, – с тяжким вздохом сообщила миссис Пегалл, – и удалились на покой в десять часов, после молитв и короткого псалма. Он вполне заменил нам Рождественскую песнь, верно, девочки?

– А вашего бедного папочку мучил сильный кашель, – подхватила Беатриса. – Надеюсь, ему стало лучше. Он тогда уехал еще до ужина. Умоляю вас, скажите, что вашему батюшке действительно стало лучше!

– Да, дорогая, много лучше, – подтвердила Лидия.

Учитывая, что после Рождества минуло уже четыре месяца, Люциан счел, что мистеру Кляйну пришло самое время выздороветь.

– Зато чай доставил ему истинное удовольствие, – сказала Сесилия. – Мистер Кляйн говорит, что только мы умеем готовить такой чай.

– Вечер был испорчен! – воскликнула Лидия, в душе радуясь этому событию. – Обещаю, что совсем скоро мы с папой снова приедем к вам в гости, чтобы провести у вас приятный долгий вечер, и вновь сыграем в вист.