Концы узла - Валерий Александрович Пушной

— А тебе нужна она, — ответил голос Козыря. — Вот и приди за нею!

— Я приду! — сдерживая себя, упругим голосом пообещал Глеб. — Но ты этому не обрадуешься!

— А ты приди, я сам решу, рад я или нет! — отозвался Козырь.

Ощущая, как злость все больше накатывает на него, Корозов повторил угрозу:

— Тронешь ее, тебе конец!

— А ты думаешь, у меня халявная жрачка? — причмокнул Козырь. — Постелью расплачивается твоя баба! Исправно платит! — Козырь врал, бравировал, хотел, чтобы Корозов потерял над собой контроль и стал делать поспешные необдуманные шаги, которые облегчили бы ему задачу. — Позже скажу, куда тебе прийти! И давай без парева, если получить ее хочешь! И без полиции! А то пущу твою жену в расход! За мной не заржавеет!

В этот миг Глеб услыхал выкрик Ольги, два слова: «Их двое!». Крик раздался в отдалении от телефона, но Ольга явно хотела, чтобы муж услышал ее. Телефон после этого сразу отключился. Лицо Корозова потемнело. Улица, по которой ехали, показалась мрачным ущельем, над которым сгустились черные тучи. Сжав зубы, Глеб застонал глухо, с надрывом. В такие минуты человек способен на все. Чуть позже он созвонился с Акламиным, коротко рассказал о звонке.

— Все сходится! — отозвался Аристарх. — Я так и думал. На Ольгу Козырь напал со своей напарницей. Дело в том, что пули, которыми убиты два Ольгиных охранника и пуля, убившая водителя Ольги, выпущены из разных стволов. Так что вывод напрашивается сам собой. Впрочем, пока это только версия. Не хочу забегать вперед.

— Тут и забегать не надо! — сказал Корозов. — Ясно, как белый день. На пару работают! Отследили Ольгу. Это я ушами прохлопал. Не могу простить себе! Надо было окружить ее охраной. Думай, Аристарх, думай, где ее искать. А Козыря я разорву, так и знай!

— Не теряй голову, Глеб! — повысил голос Аристарх. — Козырь опасен! Ему убить человека, что тебе прихлопнуть хлопушкой муху. Он точно осознает, что все данные о нем у меня на столе, и, тем не менее, лезет на рожон. Это может говорить только об одном: он в безвыходном положении, а поэтому опасен вдвойне! Будь осторожен и аккуратен, потому что своими скороспелыми действиями не только себя, но и Ольгу подведешь под монастырь! Я прекрасно понимаю твое состояние, но тебе Козыря не одолеть! Ты можешь только все испортить! Будь постоянно на связи со мной! Найдем на него удавку! И еще. Когда он снова позвонит тебе, оттяни время встречи, чтобы мы успели подготовиться.

На этом телефонный разговор с Акламиным закончился. Но телефон в карман Глеб не положил. Некоторое время раздумывал, стоит ли сообщить Фокину имя преступника? До сего момента не считал нужным. Теперь же, поразмыслив, решил сказать. Во-первых, потому, что они договорились о совместных действиях, во-вторых, у Фокина другие связи и каналы, и, в-третьих, со слов Акламина, Козырь весьма опасен, а стало быть, только общие усилия могут привести к быстрым положительным результатам.

Набрав номер Бориса, Корозов коротко проговорил:

— Кличка преступника, Борис, Козырь. Найдешь, сообщи мне. Но помни, это лишь исполнитель. Он нужен живым, чтобы узнать имя заказчика.

После продолжительного молчания, Фокин отключил телефон.

30

На другой день Исай сообщил Корозову, что от секретаря Суприна появилась информация, якобы Олег на этой неделе начал с каким-то новым покупателем обсуждать вопрос продажи ему части бизнеса. Она слышала, как он разговаривал по телефону, как говорил, что контракт с Корозовым и Фокиным так и остался неоформленным и вообще пропал. И что он решил на этом поставить крест и готов договариваться о новой сделке. Мозг Глеба пробила мысль о том, что подозрения Фокина в отношении Суприна могут быть обоснованными. Откуда вдруг так быстро тому стали известны подробности случившегося? А вдруг, таким манером изъяв контракт, подписанный им, он попросту развязал себе руки? Возможно, появилась перспектива более выгодной сделки. А, может статься, другие мотивы. В этом надо было срочно разобраться. И Глеб отправился к Суприну. Хотя настроение сейчас у него не соответствовало таким разборкам, но, имея неожиданную информацию, откладывать разговор в долгий ящик, вероятно, было бы неправильно. Время, как известно, деньги.

Улыбающиеся глаза Олега блестели хитринкой, когда он встретил Корозова в дверях кабинета. Настороженно-выжидательный взгляд выдавал некоторую растерянность. Двигаясь всеми частями тела, он провел Глеба к столу, показал на стул и сам сел в рабочее кресло. Коричневая короткая кожаная куртка, красная рубашка без галстука, зеленые брюки сидели на нем неплохо, однако в одежде присутствовала несочетаемая гамма красок и небрежность, как будто он в спешке накинул ее на себя, забыв глянуть в зеркало и поправить отдельные ее элементы. Между тем, все как будто было, как всегда, однако, разговор сразу не стал клеиться. Точно Суприн учуял, о чем пойдет речь, либо просто чувствовал за собой некую вину, посему с первого слова стал увертливо уходить в малозначащие темы, обыкновенно нес словесную шелуху, которая вызывала у Глеба раздражение.

Кабинет у Суприна был красиво со вкусом меблирован, уютен, однако скорее походил на жилую комнату для гостей, нежели имел рабочее предназначение. Даже казалось, что хозяин кабинета с его вывертами и многоликими изменениями в настроении, не очень вписывался в этот интерьер. Как водится, Олег обещал одно, громоздил другое, а предполагал делать нечто третье. Ухо с ним следовало всегда держать востро. А, схватив за горло, не отпускать до тех пор, пока он сам не признавал своего поражения. Худо-бедно, но разговор все-таки постепенно стал переходить в нужное русло. Рассказывая Олегу о похищении Ольги, Глеб улавливал, что тот просто делает вид, что слышит все впервые. И Корозов неожиданно сделал ход конем: оборвал разговор фразой:

— Хотя, зачем я тебе все это рассказываю? Тебе и так обо всем известно, — он замолк, вопросительно уставившись на Суприна, давая понять, что ждет от него ответ.

Тотчас на некоторое время установилось молчание. Повисло, как осенняя туча над городом. Олег сидел в своем рабочем кресле, на его выраженных скулах ходили желваки, по лбу змеились морщинки. Минуту по лицу бегала раздумчивость. Наконец все это убралось, и Суприн расплывчато, но с лукавинкой обронил:

— Всего знать невозможно. Во всяком новом слове может появиться новая информация.

Стараясь еще больше пробить брешь, Корозов плотно прижался к спинке стула, посмотрел выразительно и пожал плечами:

— И что же нового ты услышал от меня? Все это, наверно, уже разнесли языки по городу.

Крякнув, зачем-то пригладив пальцами белые брови, Суприн упер локти в столешницу и