Девушка по имени Августа - Вадим Норд

«Что это со мной?» – успел подумать Александр. Кровь ударила ему в голову и не только в голову, возбуждение было настолько сильным, что он забыл обо всем, кроме горячего тела Августы, извивающегося в его объятиях. Александр никогда не занимался сравнением ощущений подобного рода, потому что нет смысла сравнивать настоящее с прошлым, то, что есть, с тем, что ушло, и вообще, все настолько индивидуально, что сравнения здесь неуместны. Но сейчас он чувствовал, что все происходящее с ним было каким-то особенным, совсем не таким, как раньше. Удовольствие получалось настолько глубоким, настолько всеобъемлющим, настолько пронзительным, что сердце в прямом смысле готово было выпрыгнуть из груди, а дыхание сбивалось на хрипы и стоны, звериные, первозданные, искренние в своем естестве.

Александр, по праву считавший себя искусным и, в какой-то мере, искушенным любовником, полностью утратил самоконтроль. Действительность, превратившаяся в одно тягучее, бесконечное удовольствие, воспринималась фрагментарно, отрывками. То он видел полные, налитые груди Августы с торчащими острыми сосками, которые натягивали кружева бюстгальтера, стремясь поскорее выбраться на свободу… То появлялось перед глазами лицо Августы с закушенной нижней губой… То слышались мягкие стоны, постепенно становившиеся все требовательней и протяжней… Августа начала постанывать от удовольствия еще в лифте, но там она стеснялась, а дома стесняться было некого и незачем. На жадные ласки Александра она сначала отвечала немного робкими, осторожными, но все равно очень приятными нежными прикосновениями, а потом раскрепостилась, вошла во вкус и сжимала его в объятиях так крепко, что останавливалось не только дыхание, но и само время. Ощущения были не просто приятными и не просто великолепными, а настолько упоительными, что подходящих слов и не подобрать. Александр чувствовал себя и сосудом, наполненным любовью и нежностью, и музыкальным инструментом, на котором играет виртуоз-корифей. Хрупкие на вид, нежные руки Августы оказались неожиданно сильными и способными творить чудеса. Их прикосновения были настолько искусными, что лучшего и желать было нельзя. Августа чувствовала Александра настолько хорошо, что ласкала именно там, где ему хотелось больше всего, и именно так, как ему хотелось. Невозможно было поверить в то, что это их первая близость, как невозможно было поверить в то, что еще позавчера они не подозревали о существовании друг друга.

Нет, «не подозревали» – это не совсем верно. Скорее всего, в глубине души, на самом дне бессознательного, хранилось знание об этой встрече, вера в нее. Иначе бы не сложилось столь скоро и так славно, к обоюдному неизбывному удовольствию.

Выпив до дна губы Александра, Августа скользнула вниз вдоль его тела, потянув за собой сладостную дорожку удовольствия. Александр, которому хотелось, чтобы это наслаждение длилось как можно дольше, и в то же время хотелось как можно скорее достичь пика, в отчаянии откинул голову назад и прошептал:

– Люблю тебя.

– Люблю тебя, – нежным эхом откликнулась Августа, не прекращая своих ласк.

Александру хотелось надеяться, что Августа получает не меньше удовольствия, чем дарит ему. Дыхание стало до невозможности прерывистым, а сердце, и без того бившееся часто-часто, забилось еще быстрее. Поняв, что не в силах больше сдерживаться, Александр притянул Августу к себе, поцеловал в нос, в щеки, в губы, а затем, оставаясь снизу, вошел в нее. Сначала двигался медленно и осторожно, пытаясь уловить, прочувствовать тот ритм, который был бы наиболее приятен Августе, но очень скоро понял, что не может двигаться иначе, чем все быстрее и быстрее. Августа двигала бедрами в такт все убыстряющимся движениям Александра и шептала что-то ласковое. С каждым движением, с каждым мгновением шепот ее становился все более хриплым и более неразборчивым.

Почувствовав, что напряжение, скопившееся внизу, начинает переполнять его и вот-вот готово излиться, Александр собрал остатки воли и приготовился выскользнуть из Августы, но она угадала это намерение и напрягла мышцы, препятствуя ему.

– Не надо! – умоляюще простонала-прохрипела она. – Я! Хочу! Все!

Александр с удовольствием подчинился приказу.

Вершин наслаждения они достигли одновременно с той лишь разницей, что Александр негромко застонал, а Августа оповестила Вселенную о том, насколько она счастлива, громким криком. Обессилев, она упала на Александра и долго лежала так, дрожа всем своим обжигающе горячим телом. Отдышавшись, Августа легла рядом, положила голову на плечо Александра, а он обнял ее левой рукой, а правой начал нежно поглаживать ее грудь и живот. Несмотря на волшебную в своей упоительной сладости разрядку, отнявшую едва ли не все силы, ему хотелось ласкать Августу еще и еще, таким ненасытным было нынешнее вожделение.

– Это совсем не то, чего я ожидала, – сказала Августа, гладя в ответ Александра по бедру. – Я и подумать не могла, что у нас все будет настолько хорошо. Ущипни меня, а то мне кажется, что все это сон…

Александр сделал осторожное движение пальцами, имитируя щипок.

– Щекотно, – пожаловалась Августа. – Щекотка тоже помогает проснуться. Кто-нибудь говорил тебе, что у тебя очень отзывчивое тело? Оно так здорово реагирует на прикосновения…

– Кто, кроме тебя, мог сказать мне об этом? – в свою очередь спросил Александр.

– Хороший ответ, – похвалила Августа. – Самый правильный из категории единственно верных…

Без двух минут одиннадцать Александр вылез из такси на углу Невского и Большой Конюшенной. Он чуть было не проспал совсем. Вчера, то есть уже сегодня ночью, он вернулся в свой номер в половине второго.

– Мы еще не так близки, чтобы засыпать и просыпаться вместе, – сказала Августа, и нельзя было понять – шутит она или говорит серьезно.

С другой стороны, привыкать друг к другу надо постепенно. Утро вдвоем – это уже совсем другая степень интимности. Следующая степень. К тому же так славно пройтись по ночному Невскому проспекту, когда на душе у тебя радостно. Вся поездка принимает совершенно иную окраску, черное становится белым, а серое начинает переливаться всеми цветами радуги.

Александр не стал включать будильник на телефоне, потому что чувствовал, что заснуть все равно не сможет. Засыпать не хотелось. Хотелось лежать на кровати, смотреть на пробегающие по потолку отражения автомобильных фар и думать об Августе – вспоминать, радоваться, восхищаться, удивляться тому, как раньше жил без нее… И скучать. Удивительно, как взрослый мужчина, находящийся на пороге тридцатитрехлетия, может соскучиться по женщине буквально сразу же после расставания с нею.

И, разумеется, хотелось слушать душевные песни. Например, такие:

I’ve got a feeling, a feeling deep inside, oh yeah

Oh, yeah, that’s right

I’ve got a feeling, a feeling I can’t hide, oh no no

oh no, oh no

Yeah, yeah

I’ve got a feeling, yeah[20]