Главный бой - Юрий Никитин

— Он не только женой, — говорила Амира, всхлипываягорько, — он даже наложницей меня не хочет.

— Ну-ну, — сказала Леся, в ней боролись облегчениеи жалость, — ты преувеличиваешь…

— Это правда!

— Он просто устал.

— Я смогла бы умащить его могучее тело целебнымимазями, я сохранила флакон! Я могу разогнать кровь по усталым членам искусныммассажем. Я могу… заинтересовать мужчину, даже если он будет на смертном одре!Но почему этот герой… Скажи, ты ведь, как его старшая жена, знаешь какие-то егосекреты? Особенности? Поделись со мной!.. Я всегда буду тебе верной ипослушной…

Леся прижала ее к груди, такую маленькую и хрупкую, какая изнее невеста, она же ребенок, хоть уже и назначенный в жены.

— Все образуется, — услышала она своислова. — Все образуется.

— Что? Что образуется?..

— Все, — повторила Леся. Горечь была в ее словах,но эту горечь слышала только она сама. — Не спеши.

— А что с ним?

— Просто не спеши.

Добрыня набросил попону на конскую спину. Снежок, хитря,надул брюхо, Добрыня сделал вид, что поверил, затянул ремни, а потом неожиданноткнул кулаком в толстое пузо. Снежок от неожиданности выпустил воздух, а пальцыДобрыни быстренько дотянули ремни. Седло на месте, теперь взнуздать…

Он ощутил присутствие Амиры раньше, чем под ее легкой ступнейсогнулась травинка или донесся легкий аромат ее тела. Что-то светлое и нежноекоснулось его души, он на миг замер, но все тот же холод в сердце, все та жетающая неделя в душе…

— Мой великий господин, — донесся сзади робкийголосок, — ты позволишь мне, твоей рабе, недостойной быть даже наложницей,что-то сделать для тебя?

Ее напухшие губы дрожали, а в широко распахнутых глазахблестели озера чистейшей небесной влаги. Она смотрела преданно и беспомощно, аон почувствовал себя так, словно ни за что ударил доверившегося ему ребенка.

— Да что ты… — вырвалось у него, минуя железнуюволю. — Что ты речешь, царская дочь?

— Мой господин…

— Не называй меня господином, — прервал он.Увидев, как она отпрянула, в глазах страх, опять не так поняла, дурочка, сказалторопливо: — Да жена ты мне, жена!.. Вот с этого момента и считай себямоей женой. Без всяких обрядов и волхвов.

Прикусил язык, но слово не воробей, а это существо такпросияло, что свет озарил всю поляну. Чистые, как лесные озера, глаза взглянулиему прямо в душу. Прижала крохотные кулачки к груди, голосок дрожащий ипрерывающийся:

— Это правда, мой господин?.. Я боюсь поверить!.. Ты непошутил?

Злой на себя настолько, что разорвал бы на клочья ляпнувшеготакое дурака, он вскочил на коня, не касаясь стремени. Снежка качнуло, сердитофыркнул, переступил с ноги на ногу, удерживая равновесие.

— Сама не передумай, — бросил он. — Вы тут… сЛесей пока посмотрите за костром, я сейчас вернусь. Что-то мне вон та горка нендравится. Неспроста такое в лесу!

Амира, едва не теряя сознание от счастья, припорхала ккостру. Леся сидела сгорбленная, похожая на сердитую ворону. Пальцы еебесцельно двигали прутиком. Угли послушно переворачивались, оттуда стрелялокрохотными багровыми искорками.

— Я боюсь поверить, — сказала она хмуро, —просто боюсь поверить…

— Что? — прощебетала Амира.

Леся не заметила ее сияющее лицо, глаза ее уставились вбагровую россыпь. Брови грозно сошлись на переносице.

— С Добрыней что-то происходит.

— Ты что-то знаешь? — спросила Амира все ещещебечущим голоском.

Леся покосилась на нее недовольно, снова уставилась вбагровый мир. Искорки метались, как люди в горящем городе, там рушились кровли,блистало оружие, скакали огненные кони…

— Боюсь поверить, — повторила Леся. —Глупость пришла в голову… да никак не отвяжется.

— Что?

— Глупость, — сердито сказала Леся. —Дурость!.. Из леса я, поняла?.. Не ученая, как Добрыня. Чую, а сказать не могу.

— Как собака? — наивно спросила Амира.

— Как собака, — согласилась Леся. — Как онасамая. Он ведет себя так… будто старается поскорее погибнуть. Я сама бы плюнулав глаза тому, кто скажет такое, но… я слышала, что он рассудочен и холоден,опытный воин… мог бы, спасая тебя, биться осмотрительнее, не очертя голову всхватку… Когда ехали к тебе, он перешел мост, доверяясь чутью, а какое чутье умужчины?.. Я видела, как он съел неведомый гриб на авось, а ведь это тот самыйДобрыня, которого великий князь посылал в заморские страны охмурять тамошнихкоролей и дурить их мудрецов! Понимаешь, это тот самый Добрыня, который ничегоне делал раньше, чем трижды не проверит своим острым умом! Да нет, это дурь…Померещилось. Забудь, забудь эту дурость.

Амира смотрела с ужасом, большие чистые глаза быстронаполнялись крупными слезами. Она поверила сразу и полностью, ее кулачки былиприжаты к груди, удерживая сердечко, что норовило выскочить.

— Это из-за женщины, — выдохнула онаубежденно. — Он почему-то решил, что где-то есть красавица… еще красивеенас с тобой!.. И вот сохнет, у него в глазах печаль. Он думает, мы не замечаем!

Под копытами лесная трава сменилась павшей листвой. Толстыйслой перепрелых листьев тянулся всего с десяток саженей, потом разом сменилсятаким же толстым ковром из темно-зеленого мха. Воздух стал влажный, деревьярасступились. Каменный холм приплюснуло временем, зияет глубокими трещинами,кавернами, молодые деревца прорастают из щелей, разрушая корнями все ещекрепкий камень.

Снежок фыркнул. Добрыня натянул повод. Маги живут только ввысоких башнях, напомнил он себе. Их искусство требует долгих лет работы,сосредоточения, чтения старинных книг и записей на окаменевшей глине. Им нужныколбы, реторты, чаны с кипящими отварами. Следовательно, они селятся средилюдей. Желательно в больших городах. Зато волшебники любят бродить по дорогам,у них все с собой. Им не нужны города, они не пытаются подмять под себяжителей, как часто делают маги. А вот колдуны обитают в лесных чащах, впещерах, горах, даже среди болот. Неприметнее всех живут загадочные чародеи:среди людей, мало кто из соседей догадывается, что вот этот с виду простойчеловек может сдвинуть все их село в далекое море!

Так что это колдун. А если не среди людей, то либо прячетсяза свои злодеяния, либо замышляет лихое.

Объехал по кругу, вот и пещера, зияет неопрятным входом,края острые. Либо живущий там поселился сегодня, либо плевать, что всякий разрвет одежду о края. Но судя по животному запаху тепла, человек там живет давно.Можно сказать, не один год. А то и не один десяток.