Дева войны. Убить Батыя! - Наталья Павлищева

– Послушай, это очень серьезно. Пройти посвящение – значит стать такой, как Вятич. Не сразу, конечно, но постепенно. Это значит, навсегда, понимаешь, навсегда, – с нажимом произнес старик, – быть привязанной к своему делу.

Мне стало немного страшно.

– А… что за дело?

– Не всегда одинаковое, сейчас вон у тебя Батый, потом может быть что-то другое или кто-то другой.

Я беспомощно оглянулась на Вятича, тот только развел руками.

– Подумай, Настя, может, лучше вернуться в свою жизнь и не вспоминать обо всем, что здесь произошло? Я поставлю тебе защиту на некоторое время, но потом придется выбирать. И если ты решишь вернуться, никто тебя не осудит, это твое право. Если останешься, будет очень трудно, всегда трудно.

В другой момент я бы заорала что-нибудь вроде «мы не ищем легких путей!», но сейчас голос старика был слишком серьезным, чтобы ерничать. Я поняла, что решается моя Судьба, причем именно с большой буквы. И решать ее кавалерийским наскоком глупо.

– Подумай, хорошенько подумай, – еще раз посоветовал старик и поднялся, явно намереваясь уйти. Но все же он повернулся к Вятичу: – Молодец, хорошо с монгольской нежитью справились. Как ты Вугу сумел одолеть? Она ведьма вредная…

Сотник усмехнулся:

– Это ее Настя разными ругательствами интернетовскими запугала.

– Ох, Настя, ты даже не представляешь, какую силищу против себя подняла, встав против Батыя.

Он все же пошел обратно к пригорку, не оглядываясь и не прощаясь. Но остановился и посоветовал:

– Идите по тропинке, только не вправо, а слева, там чисто. В лес не заходите, в деревню тоже. Любопытных много.

Старик ушел, а мы все сидели молча. Наконец, я не выдержала:

– Вятич, что за силы, которые я вызвала? С этим можно справиться?

– У Батыя тоже не слабая защита, а вы с Анеей его попытались испугать, потом мы еще и наяву вызов бросили. Ворон предупреждал, что это опасно, я не послушал. Нужно было тебя прямо тогда, не глядя на твои вопли, отправлять обратно.

– Щас! Спешу и падаю! Подхватилась и побежала, даже в щечку поцеловать забыла!

Вятич покачал головой:

– Вот детский сад…

– Анея сказала бы: дурища. Так что там за защита у Батыя?

– Его шаманка тоже умеет навьи силы призывать, и куда лучше Вуги. А татар знаешь сколько погибло… Если она своих навьих против тебя поднимет, самим не отбиться.

– А дед может помочь?

– Дед? Ты даже не представляешь, с кем сейчас разговаривала.

– Не представляю, он не представился.

– Ну и не надо. В общем, Настя, у тебя действительно два пути. Или ты отправляешься срочно, вот прямо сегодня, домой, или…

– Ну, уж договаривай, если начал. Я должна стать ведьмой?

– Ведьмой? Сдурела?! Ты должна стать точкой приложения при столкновении этих двух сил – здешних и пришедших.

Я попыталась не потерять самообладание.

– Это как? Как мячик для пинг-понга, как боксерская груша, просто как закрытая дверь, которую штурмует спецназ?

– Все сразу тебя устроит?

И вдруг меня осенило:

– А ты? Ты такой точкой был?!

Глаза Вятича смотрели прямо и честно:

– Был. И есть.

– Это… это страшно?

Его губы чуть дрогнули в улыбке:

– Если боишься – страшно.

Я с трудом продавила сквозь горло вставший ком, немного посидела молча, Вятич не торопил.

– И что я должна буду делать?

– Жить, как жила. Гоняться за Батыем, ругаться, восхищаться…

– Любить…

– И любить тоже.

Я снова помолчала.

– Вятич, а это… как-то ощущается? Ну… точка приложения?

– Ты однажды это чувствовала. Помнишь, бой в лесу, когда гонялась за чужими навьими?

Я помнила. Это было потрясающее ощущение – я все могла, не глядя под ноги и по сторонам, бегала по лесу, и деревья словно расступались, а кочки прятались. Я была в десять, в сто, в тысячу раз сильнее себя нормальной, и меня это почему-то не удивляло. Точка приложения… Мне нравилось.

– Если так, то я согласна.

Сотник вздохнул:

– Не всегда так, иногда очень даже иначе…

– Ничего, справимся. А точкой приложения Батыя легче бить?

– Во дурища… Ладно, ложись, поспи, у тебя еще есть время на размышления.

– Не хочу я спать, меня дед по лбу стукнул, весь сон пропал.

Глаза Вятича лучше его слов говорили о том, что он думает по поводу «деда» и «стукнул», но я подделываться под его язык не стала. Дед? Не знаю, кто он там, но мне-то показался дедом. Но вообще-то ощущение избранности у меня росло как на дрожжах. Наверное, это плохо.

– Избранность – это прежде всего ответственность.

– Мысли читаешь?

– Ты бы на себя со стороны посмотрела, – буркнул Вятич, – раздуваешься на глазах, скоро станешь такой, как была в начале прошлого лета.

Прошлое лето – это когда я только попала в тринадцатый век и тело моей боярышни Настасьи Федоровой было килограммов на двадцать тяжелее нынешнего. Мне стоило немалых усилий привести его в норму, потому замечание Вятича, что я возвращаюсь к прежним размерам, ввергло в ужас.

– Где?! – Я ощупала бока. Нет, ничего страшного, как было, так и есть.

– Э-эх! Как тебя легко испугать! – Сотник смеялся, протягивая мне руку, чтобы поднять с седла, на котором я пристроилась.

Встав, я оказалась просто в его руках. Пальцы подняли мою голову за подбородок, я снова утонула в голубых до невозможности глазах…

– Глупышка… трусиха… Воительница…

Его губы слились с моими.

Чуть очухавшись, я все же поинтересовалась:

– А я буду рядом с тобой?

– А ты этого хочешь?

– Спрашиваешь!

– Тогда будешь.

Мы не видели, как вдали седой старик покачал головой:

– Ох, Вятич, Вятич, что ж ты наделал… – Чуть подумав, он снова покачал головой, словно возражая сам себе. – А может, так и лучше? Любовь – это сила посильней многих…

Нам было все равно, что там себе думают волхвы, мы продолжили целоваться…

Дорога, ведущая влево, как и правая, огибала лес, но она вывела нас к мельнице, увидев которую Вятич покусал губу. Я помнила, что мельник, как и кузнец, всегда связан с какими-то силами, с Водяным, кажется.

Это подтвердил и мой наставник: