Великая Испанская империя - Томас Хью

В 1580 году, когда Энрикес покинул Новую Испанию и отправился в Перу, фра Антонио Понсе в своем дневнике лирически описывал вице-королевство для comisario general ордена францисканцев. Эти места по-прежнему сохраняли свою дикую красоту, и монаху чудилось, что великие озера словно обнимают ныне принадлежащий испанцам город. Овощи и фрукты все еще выращивали на чинампах, то есть в «плавающих садах», как и траву на сено для лошадей. Древесный уголь и хворост, крупы, одеяла и гончарные изделия привозили ежедневно на каноэ, которыми мексиканцы умело правили, опираясь на длинные шесты. Как выразился Энрикес, покидая свой пост, в Новой Испании имелось «две республики, коими следовало управлять», — индейская и испанская. Увы, «индейцы столь жалкие, что всем христианам надлежит им сострадать»‹‹253››.

Впрочем, имелись минимум два повода для тревоги: во‑первых, многие каналы стали едва проходимыми из-за мусора, который в них бросали; во‑вторых, здания старого города постепенно, год за годом, оседали и затапливались. Чтобы справиться с этим, строители возводили новые причалы у величавых зданий. Однако постоянно присутствовал риск наводнений, а лагуна источала «зловонный смрад».

Стихотворения епископа Бернардо де Бальбуэны, испанского священнослужителя из Вальдепеньяса в Кастилии, великолепно подытоживают картину. В 1600 году Бальбуэна еще оставался приходским священником, но собирался двинуться в столицу. Там ему предстояло написать «La Grandeza Mexi-cana» (1604) и эпическую поэму «El Bernardo o Victoria de Roncesvalles»[51] (1624). Позднее он стал аббатом Ямайки, а затем епископом Пуэрто-Рико. Он был прекрасным лириком, а его сонеты заслуженно пользовались известностью. Вот пример:

В те времена в городе Мешико насчитывалось до 4000 белых, которые жили, используя труд бесчисленных индейцев‹‹254››. Вероятно, чернокожих африканцев было ничуть не меньше, чем самих испанцев; преимущественно это были рабы, но встречались и свободные африканцы, которые решительно, не чураясь угрожать насилием, подчинили себе многие городские поставки. Индейцы прибывали в столицу с товарами по привычным дорогам, а дальше их встречали африканцы, вынуждавшие продавать привезенные товары по номинальной стоимости. Цены на товары, которые затем продавались в городе, были намного выше тех сумм, что выручали от продаж индейцы‹‹255››.

С 1573 года в столице строился новый собор, архитектором которого был Франсиско Бесерра. Как и семейство Писарро, он был уроженцем Трухильо в Эстремадуре. Бесерра прибыл из Испании вместе с вице-королем Энрикесом‹‹256››, а позднее строительство собора продолжил уроженец Бургоса Клаудио де Арсьенага‹‹257››. Собор имел пять нефов, по фактическому стандарту для храмов испанского Возрождения. Создавалось впечатление, будто крыша собора готическая, однако фронтоны ниже были характерно ренессансными. Боковые часовни тоже венчали готические купола, зато двери (portadas) были дорическими по стилистике. Этими изменениями собор во многом обязан кантабрийцу Хуану Мигелю де Агуэро, архитектору храма в Мериде, позднее трудившемуся в столице над возведением женского монастыря Кармен. При соборе имелись ризница и дом капитула. С первых дней собор владел прекрасным изображением Девы Марии кисти Симона Перейнса‹‹258››.

Больниц в городе Мешико насчитывалось шесть, из которых четыре предназначались для испанцев, одна обслуживала индейцев, а последнюю отвели для африканцев и метисов. Монастырей имелось семь: один доминиканский (Санто-Доминго); два августинских, причем один проектировался, довольно неожиданно, как средняя школа; два францисканских (босоногих приверженцев святых Космы и Дамиана и монастырь обсервантов Святого Франциска) и один иезуитский (отмечу, что иезуиты обосновались в столице в 1572 году, когда в Новый Свет прибыли первые двенадцать братьев)‹‹259››. Кармелиты, пекшиеся о местном населении, построили отдельный индейский район Сан-Себастьян. Для женщин также существовало семь монастырей: сестер-минимиток, концепционисток, марианиток, иеронимиток, сестер Святой Клары[52], а также кающихся и отшельниц. Среди монахинь попадались великолепные поварихи, еще они шили красивые платья для повсеместно встречавшихся образов Приснодевы, распевали чудесные колыбельные, а порой им дозволялось даже терять рассудок в любовном восторге. Иезуиты уделяли особое внимание выращиванию маиса и потому могли сосредоточить усилия на производстве пульке, светлого алкогольного напитка, по консистенции схожего с сиропом и делавшегося из кактуса магуэй. Роскошная гасиенда Святого Ксавье в долине Мешико в восемнадцатом столетии выдавала ежегодно 3000–3500 тонн пульке‹‹260››.

Различные ордена старались окормлять паству в разных областях. Так, изобретательные францисканцы доминировали в Теночтитлане, Тлателолко, Тешкоко, Тламаналько и Шочимилько. Доминиканцев следовало искать в Чалко, Такубае и Койоакане. Августинцы чаще всего стекались в Акольман, но еще их можно было встретить в Кулуакане и в Мишкике‹‹261››.

В 1570-х годах в большинстве монастырских садов выращивали европейские плодовые деревья. Как правило, предпочтение отдавалось апельсинам, лимонам, яблокам, персикам, гранатам и винограду. Также высаживали ивы и белые тополя, и повсюду произрастали европейские полевые цветы.