Серебряный крест - Елена Садыкова

– Я служу при монастыре вот уже… шесть лет.

Внутренне усмехнувшись, он продолжил:

– Я знаю похоронные обряды и молитвы. Господь примет ее, поверьте мне.

Женщина поднялась и, едва передвигая ноги, побрела за ним.

После небольшой церемонии Мария немного пришла в себя. Значит, господу так угодно, решила она. Неделю назад он забрал ее мужа, и вот теперь дочь. Чем прогневила она бога, что он оставил ее одну? Антуан наблюдал какое-то время за мыслями молодой женщины и, выбрав подходящий момент, сказал:

– Я направляюсь в Труа. Здесь неподалеку есть небольшая гостиница, где вы сможете обогреться и сменить одежду.

Мария молчала. Антуан постарался развеять ее страхи:

– Я чувствую себя отчасти виновным в вашем горе и предлагаю вам помощь.

Он приказал вознице достать мешочек с деньгами и отдал его женщине.

– Здесь вам хватит не только на ночлег и одежду, но и на то, чтобы вы смогли продержаться какое-то время, пока не устроитесь.

С видом полного безразличия Мария взяла мешочек, но тот выпал у нее из рук. Она не ожидала, что он будет такой тяжелый. Посмотрев на мешочек, лежавший у ее ног, она снова зарыдала. Он напомнил ей, что она уже выронила сегодня гораздо более ценное и дорогое ее сердцу. Антуан поднял деньги и протянул Марии. Потом осторожно обнял женщину за плечи, подвел ее к карете и передал в руки возничего. Возничий быстро снял с нее грязный плащ, закутал в теплый плед и легко, как пушинку, поднял, усадив ее рядом со своим хозяином.

17 августа 1870 г. Окрестности Парижа.

В небольшом прокопченном холле придорожного отеля было довольно много постояльцев. Все, кого дождь застал в нескольких верстах отсюда, собрались здесь, чтобы переждать и немного подкрепиться. Промозглая сырость проникала в окна и заползала в щель под дверью. Посетители согревались горячим вином и вели неспешные разговоры, обычные для подобного рода заведений, – кто где видел разбойников или привидения, кто чем торгует и где лучшие цены на соль и на зерно.

Хозяин отеля метким взглядом сразу же оценил вновь прибывших и усадил Марию со спутниками поближе к огню. Антуан наклонился к хозяину и тихо сказал:

– Горячее вино и мясо для возницы, сыр и горячий хлеб для дамы и для меня. И приготовьте комнаты.

Хозяин поднял глаза в потолок и вздохнул:

– Сожалею, но все комнаты заняты.

Потом подумал, взвесил важность этого спокойного господина и предложил:

– Я могу освободить для вас и вашей спутницы свою комнату.

– Нам бы не хотелось вас стеснять.

Хозяин исподволь осмотрел скромный, но дорогой наряд гостя и сказал:

– Я могу переночевать здесь, на кухне. Для меня редкая удача оказать помощь такому важному господину.

Антуан кивнул.

– Пусть согреют постель и принесут кувшин с горячей водой. И еще нам нужна женская одежда.

Хозяин призадумался было, но потом лицо его прояснилось:

– У меня здесь неподалеку живет невестка. Она, правда, женщина крупная, но белье у нее добротное и сухое.

– Нам выбирать не приходится. Пошлите к своей невестке.

Антуан положил на стол несколько монет. Хозяин сразу же оценил наметанным взглядом, что денег вполне достаточно для того, чтобы любая женщина с радостью рассталась с запасом чистого белья.

Пока Мария с Антуаном ужинали, возница чистил и раскладывал перед огнем ее плащ. Русые волосы Марии почти высохли и теперь непослушными прядями выбивались из-под чепца, но она, казалось, ничего не замечала. Антуан осторожно сдвинул прядь волос с ее лица и пристально посмотрел на девушку.

– Вы замужем?

– Уже нет. Моего мужа убили неделю назад.

– На фабрике?

Мария встрепенулась.

– Откуда вы знаете?

– Я слышал о беспорядках на фабриках. Кем был ваш муж?

– Он занимался поставками сырья на фабрику.

Антуан удивился. Как поставщик мог оказаться в гуще событий? Мария как будто услышала его вопрос:

– Он приехал на фабрику утром, а мятеж вспыхнул в полдень. Рабочие закрыли ворота, и никто не мог уйти. Говорят, они убили управляющего. В городе начались грабежи, и у меня отняли все деньги. А потом в город пришли войска, и началась стрельба. Через два дня, когда с фабрики выносили трупы, я нашла своего мужа.

Антуан спросил:

– Куда же вы направлялись с ребенком?

– К родителям. Я хотела вырастить дочь…

Слез уже не было. Мария слишком устала. Антуан посмотрел на нее ласково и сказал:

– Нам придется переночевать в одной комнате, поэтому я рад, что вы не замужем. Это могло бы вызвать разные толки…

Мария отмахнулась от его слов:

– Вы же священник. Чего мне бояться?

– Бояться вам нечего. Но я не священник.

Подняв на него воспаленные усталые глаза, женщина тихо сказала:

– Но вы вели себя как священник там, у могилы моей девочки.

– Если слишком долго живешь в монастыре, поневоле начинаешь походить на священника.

– В монастыре?

Антуан вспомнил своего отца, когда тот привел его к Бернару. Отец сказал:

– Я отдаю тебя в руки Господа и святого Бернара. Отныне здесь твой дом.

Вот и все, что он запомнил. Ему было восемь лет, и он был голоден. Монастырская пища была скудной, но она у него была всегда. А дома, где двенадцать детей, кусок хлеба доставался ему не каждый день. И он был благодарен богу и святому Бернару за пищу и кров, который он делил с братьями-цистерцианцами. Вскоре способный юноша завоевал расположение Бернара и стал его правой рукой. Вот уже шестьсот лет он управлял судьбами людей и добывал для своего хозяина власть и деньги. В его ведении находились ресурсы столь значительные, что он порою забывал о назначении людей и ценности жизни. Его основной задачей на протяжении нескольких веков было сохранение могущества ордена и привлечение все новых средств. Огромных средств. И так было до этого дня, пока колеса его кареты не раздавили маленькую жизнь. Смерть ребенка и горе матери прошли так близко от него, стали для него откровением и напоминанием, что мир – живой. Что люди рождаются маленькими и умирают стариками. До этого дня он даже не помнил, как выглядит простой ребенок. Он тратил свою жизнь ради планов ордена и видел вблизи только монахов, воинов и правителей.

Эта женщина, сидевшая напротив него за столом, с красными заплаканными глазами, в мокром платье, была удивительно живая, не похожая ни на монахинь-аристократок, ни на светских львиц, готовых не пережевывая сглатывать свои жертвы. Это была простая, невысокая и полноватая женщина, от которой не пахло ни парфюмом, ни благовониями. Это был запах молодой плоти, и он кружил ему голову. Не разговаривая с посторонними и не замечая людей, Антуан привык к строгому комфорту и достатку монастырей, в которых ему доводилось жить с Бернаром. И теперь более чем скромная обстановка гостиницы с грязными лавками и скоблеными столами навевала ему грустные мысли о бренной жизни. Он бы ни за что на свете не захотел вернуться сюда, в эту простую грязную жизнь. Но его страстным желанием стало хоть ненадолго прикоснуться к ней и вдохнуть ее запахи.