Серебряный крест - Елена Садыкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это Распятие завтра украсит Крестный ход, наша дорогая сеньора. Я передаю вам эту шкатулку, чтобы вы как можно скорее покинули монастырь, спасая реликвию.
Ропот недовольства поднялся среди гостей, которые недоумевали, почему столь важная вещь доверена женщине, не имеющей к святой церкви никакого отношения. Бернар не стал удовлетворять их любопытство, за него это сделал Антуан. Когда с пожаром покончили, а Бланка уехала, в приватной обстановке он сообщил сеньорам:
– Эта дама так близка его высокопреосвященству, что лучше нее никто не позаботится о Распятии.
Гости, не ожидавшие услышать столь пикантные подробности о своем отсутствующем хозяине, развеселились. Успокоив гостей и проводив важных сеньоров в их скромные монастырские апартаменты, Антуан поспешил к Бернару. Монсеньор уже почти спал, но, судя по всему, настроение его заметно улучшилось:
– Теперь она не отвертится. И если не захочет провести остаток жизни в тюремных казематах, вернет Распятие.
– А если Распятие у графа?
– Это ее не остановит. Если она смогла украсть его из монастырской сокровищницы, то с де Монбаром справится и подавно. Завтра приедет наш кардинал и навестит госпожу Бланку.
21 июня 1573 г. Италия.
Около полудня в монастыре поднялось легкое волнение. Монахи подходили к настоятелю и что-то тихо сообщали ему. Наблюдая из своего окна странное поведение монахов, Бернар отправил помощника выяснить, что происходит. Антуан вернулся довольно быстро и весело сообщил:
– Монахи не знают, что им делать. В монастырь пришла дама и просит вашей аудиенции.
– Что же их удивляет? Я давал аудиенцию многим дамам.
– Им не хочется обижать вашу гостью, и в то же время еще не было случаев, когда женщина входила в мужской монастырь через парадные ворота.
Бернар пренебрежительно махнул рукой:
– Она что, не может подъехать к черному ходу?
Бернар выглянул в окно. Возле огромных монастырских ворот стоял белый паланкин. Пока монахи, дежурившие у входа, препирались с носильщиками, вдоль кипарисовой аллеи, ведущей к монастырю, важно прохаживалась Бланка, сверкая драгоценностями на ярком солнце.
– Антуан, спросите у настоятеля, сможет ли он впустить ее, или мне придется ехать в город.
Спустя какое-то время Антуан вернулся в сопровождении Бланки. Оставив ее наедине с Бернаром, он удалился. Оценив дорогой наряд, надетый красавицей по столь важному случаю, Бернар вместо приветствия сухо спросил:
– Что привело вас ко мне, мадам?
Бланка спокойно окинула его холодным взглядом и сказала:
– Мне нужна ваша помощь.
– Де Монбар отказывается возвращать Распятие?
– Да.
Бернар прошелся по комнате. Что-то недосказанное было в словах этой надменной женщины.
– Что-то подсказывает мне, что дело вовсе не в этом.
Бернар с сожалением подумал, что потребовалось четыреста лет, чтобы эта горделивая красавица решила, что он может быть ее покровителем. Гостья помолчала немного, потом решилась на откровенность.
– Раньше я могла добывать сведения как наперсница молоденьких придворных дам или любовниц королей, но сейчас все меняется. Дамы стали более осмотрительны и уже не делятся так откровенно ни своими секретами, ни тайнами государств.
Бернар одобрил:
– Это весьма разумно с их стороны.
– Да, но плохо для меня. Государственные тайны живут в мужских постелях, а мне уже сорок два. Даже кардиналы предпочитают монахинь лет пятнадцати, не говоря уже про царственных особ.
– И что же вы хотите от меня, моя дорогая? Вам будет все так же сорок два, когда красота многих женщин увянет, а сами они уйдут в мир иной.
Бланка покачала головой.
– Меня это не утешает, Монсеньор.
Бернар улыбнулся. Она впервые назвала его Монсеньором.
– Значит, наш друг де Монбар предпочитает вербовать молоденьких?
– А вы разве их не предпочитаете?
Бернар подошел к ней и тронул своей тонкой рукой золотистые локоны.
– Девушки в качестве информаторов доставляют слишком много хлопот. У меня другие источники.
Бланка кокетливо склонила голову:
– Ваш старый еврей Равви? Или вездесущий господин Антуан?
– А вы хотите предложить себя? И это после скандала с пропавшим Распятием?
Женщина нахмурилась:
– Если бы не этот скандал, я бы не сидела сейчас перед вами.
– И чем же вы можете быть мне полезной?
– Вы не используете женщин.
– Не использую женщин? Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду не женское обольщение, а то, с чем связано само понятие женщины-матери. Вы строите женские монастыри, принимая туда лишь знатных дам и заблудших богатых наследниц.
– С точки зрения коммерции это вполне оправданно.
– Знаю. Ведь я провела в монастыре несколько лет, перед тем как де Монбар освободил меня от обязательств перед богом.
Бернар стал серьезен.
– Если вы приняли их по принуждению, у вас нет никаких обязательств. Лишь свободная воля может привести вас к богу. И тогда уже никто не сможет освободить вас от себя самой.
Бланка опустила голову и поправила складки на своем платье.
– И все же, Монсеньор, подумайте о женщинах – сестрах милосердия, которые свободно путешествуют по разным странам и оказывают помощь нуждающимся. Милосердие безгранично…
Бернар повторил про себя несколько раз фразу Бланки: безгранично, без границ. Без таможенных формальностей. Пожалуй, это можно использовать.
Монсеньор быстро принимал решения. Он сел за свой письменный стол и написал несколько строк на гербовой бумаге.
– Вам придется заняться медициной, моя драгоценная. Насколько я знаю, в Европе нет хороших докторов. Вам придется побывать на Востоке. На арабском востоке. Я попрошу Антуана связаться с Маликом. Он поможет вам освоиться в Аравии и проследит, чтоб ваше обучение было полноценным.
Глаза Бланки сверкнули гневом. Такой развязки она не ожидала.
– Когда мне ехать?
– Недели через две. Я попрошу Антуана сопровождать вас всякий раз, когда вы захотите показаться в городе.
– В городе?
– Вы же не собираетесь вернуться к де Монбару? Антуан найдет для вас подходящее жилье и снабдит деньгами для путешествия.
Бланка поняла. Чтобы избежать женской слабости и не дать ей возможности отступить от обещанного, Бернар на какое-то время помещает ее под наблюдение своего доверенного лица. Ну что ж, говорят, господин Антуан интересный собеседник, и время в его обществе пролетит незаметно.