Аргентина. Кейдж - Андрей Валентинов

— Три!

Улыбнулась, а потом и вокруг поглядела. Она на стуле, симпатичный темноволосый — на другом, всего в одном шаге, смотрит растерянно, ничего не понимая. Добить?

— Очень хорошо, что вы зашли, Марек! Я кое-что придумала насчет нашего номера, но давайте сначала про шпионов.

…На парня интересно смотреть. Лицом не дрогнул, даже взгляд прежним остался, но внутри уже — черный шарик, готовый врезаться в пол.

— По тем же правилам? Вы говорите, а я — «дальше»?

— Как хотите… Марек! Ситуация у меня сложилась так, что вас требуется немедленно завербовать. Но сделать я это не смогу, сразу по нескольким причинам.

— Одну назовете? — равнодушно поинтересовался черный шар.

— Вы слишком умны, а мотивировать мне вас нечем. Скорее будет наоборот: вы меня быстро перевербуете, а я еще спасибо скажу. Поэтому придется рискнуть головой. Своей, Марек, своей.

Переждала его взгляд, развела руками.

— Иначе не получится! Буду изгонять беса силою вельзевула, князя бесовского… Мне нужен выход на руководство французской разведки, Марек. Передайте им одно слово: «Эрц».

Капитан деревянного корабля молчал очень долго. Смотрел куда-то вниз, сквозь ровные доски пола. Наконец вскинул голову.

— А почему вы Бодлера читали?

— Могу и Рембо.

Анна встала, опираясь на спинку стула. Поймет ли?

5

Зеленая саржа исповедальни напомнила Кейджу родной Сен-Пьер, их маленькую церковь, где крутили кино. Там тоже была саржа, но не зеленая, темно-синяя.

— Грешен, аббе! Последний раз я исповедовался месяц назад…

В городе, где он родился, атеистов не было — не выживали в палеолитическом климате. В Новом Орлеане довелось о таковых услышать.

— А откуда они знают, что Бога нет? — поразился маленький Крис.

Ответы на этот вопрос репортеру Кристоферу Гранту довелось выслушать разные. «Атеисты Бога не отвергают, — обмолвился его нью-йоркский знакомый, протестантский проповедник. — Они отвергают лишь Нашего Бога…» Для Кейджа все это было слишком сложно. В детстве мама обучила его простой молитве на родном ка-жунском:

Читая молитву, маленький Крис каждый раз вспоминал собственные очки. Однажды такое случилось: попали под каблук, хрустнули…

* * *

— Не грустите, сын мой! — наставительно молвил отец Юрбен. — Уныние — смертный грех. Вам бы сейчас радоваться…

Из храма Кейдж уходить не спешил. Сел на скамейку поближе к алтарю, положив руки на колени — точно как на уроке в воскресной школе. Никому не мешал: пусто под огромным гулким сводом. В это утро лишь он зашел в гости к Творцу.

— Пойдемте, пойдемте, мсье Грант! — тяжелая ладонь опустилась на плечо. — После вчерашних пыток в большевистском застенке вам надлежит принять толику исцеления.

Таковую потребили за большим деревянным столом в доме, где обитал достойный кюре, прямо за собором. Бутыль, которую достал отец Юрбен, была огромна и черна, как и он сам.

— Называйте по имени, аббе, — попросил Кейдж после первой рюмки. — Господ в этих краях, кажется, не слишком любят.

Священник взглянул не без иронии:

— Чему удивляться, Кретьен? Город построен на земле катаров и альбигойцев, а основан гугенотами. Поэтому я не смею упрекать Его…

Прервался, на миг закрыл глаза.

— …За ниспосланные ради грехов наших испытания. Я лишь скорблю. Максимилиан Барбарен и его коммунисты — плоть от плоти здешнего люда. Господу виднее, кем населять наш Авалан.

О политике Кейджу говорить совершенно не хотелось, однако слово «катары» показалось знакомым. Ну конечно же Монсегюр!

— Oh! Значит, где-то здесь спрятан Святой Грааль?

Черный Конь нахмурился, да так, что у Криса вино застряло в горле. Но ответил мягко, словно с малым ребенком беседуя:

— Кретьен! Сын мой! Святая Церковь отнюдь не приветствует подобные россказни, языческие по духу и кощунственные по своей сути. Свят Господь, но отнюдь не чаша, блюдо или котел. Предкам, увы, доводилось заблуждаться ничуть не реже нашего.

— Значит, те, что верят в Грааль, — еретики? — поразился Крис.

— Еще какие! Но если вам интересно…

Кюре, неспешно поднявшись, прошествовал к небольшой деревянной этажерке, заставленной книгами, прищурился.

— Вот! Взгляните, Кретьен!..

Небольшая брошюрка вполне уместилась на крепкой грубой ладони.

— А я ее уже видел, — вспомнил Крис. — В кабинете у гражданина мэра.

* * *

В 1875 году некий Гюстав Брока написал и напечатал в близкой Тулузе единственную за все столетия книгу о городе на холме. Назвал просто: «Авалан и его окрестности». Максимилиан Барбарен сообщил об этом обстоятельстве не без гордости, однако сам труд не одобрил, окрестив «реакционной поповской мутью». Вероятно, по этой причине репортер «Мэгэзин» смог полюбоваться брошюрой лишь издали, сквозь стекло книжного шкафа.

— Брока — семья в наших краях известная, — заметил отец Юрбен, наливая очередную рюмку. — Их предок служил управляющим в здешнем замке, а отец Гюстава после возвращения Бурбонов выкупил то, что от замка уцелело. Книга неплохая, Брока работал над ней много лет, в Париж ездил, архивы ворошил. Но не все труды пошли впрок.

«Реакционная поповская муть» лежала тут же, рядом с бутылью. Кюре взял брошюру и, быстро перелистав, нашел нужную страницу.

— Интересовались, Кретьен?

…Слева — текст, справа — черно-белая вкладка. На ней не слишком удачно нарисованная чаша в пупырышках, долженствующих обозначать драгоценные каменья. От чаши во все стороны — лучи, более похожие на тонкие белые клинья. Фоном же всему изображение Девы Марии с Иисусом-младенцем на руках. Прямо под Ее стопами, над верхним краем чаши, черная неровная надпись:

Крис поспешил сунуть нос в текст, но священник покачал головой.

— Не тратьте силы. Там — пересказ всем известной истории об осаде Монсегюра и о сокровищах катаров. Авалан даже не помянут, да и с чего? Вероятно, автор просто хотел привлечь внимание туристов. Суета сует!

…Не посмел спорить со святым отцом Кретьен-рыцарь, ибо помнил вежество, однако же дрогнуло сердце его, и стала светлей дорога…