Враги народа. От чиновников до олигархов - Дмитрий Соколов-Митрич

— О живых надо было думать! — взорвалась одна из женщин в зале. — Вы что, люди! Какие деньги, люди! Мы забыли о наших мальчиках! Мне не нужна квартира, мне нужен мой брат!

Люди очнулись: «Владимир Владимирович, вы что, доверяете своим подчиненным?! Они же вам врут! Они специально убили наших мужчин, чтобы скрыть следы своего преступления!» Такой разговор шел еще долго, президент терпеливо выслушивал, потом сказал: «Я верю академику Спасскому. Он говорит, что все погибли. Есть люди, которые не хотят слушать специалистов. Потому что сердце не дает».

Разговор закончился без малого в полночь, и последним вопросом был: «На Филиппинах же пловцы жемчуга ныряют на 60 метров и глубже, неужели нельзя было их привлечь к спасательным работам?!»

День Путина был кульминацией трагедии в Видяеве. Это был кризис. Уже вечером людям стало легче. Психологи мне сказали, что в ночь на 23-е спали все.

Призрак «Курска»

Утром по громкой связи родственников пригласили на экскурсию на подлодку «Воронеж». Эта лодка один в один — «Курск». Экскурсию провел лично заместитель командующего флотом по воспитательной работе Александр Дьяконов. Родных провели по всем отсекам, с первого по девятый. Они посидели в спасательной камере, в которой не удалось спастись экипажу (возможно, ее заклинило от удара о грунт), они посидели каждый на том месте, где нес службу их родственник, они вылезли из злополучного люка девятого отсека, узнали, как работает механизм выравнивания давления и почему не так просто покинуть подлодку на глубине 100 метров.

«Воронеж» они называли «Курском». Лодка, которая по размерам равна многоподъездному девятиэтажному дому, поразила людей. В ней есть сауна, бассейн, циркулярный душ, большая кают-компания с рыбками и попугайчиками. Покинув «Воронеж», Мария Яковлевна Байгарина попросила у меня листок бумаги из блокнота и написала для музея подлодки:

«Убедились, что работают на лодках умные, влюбленные в свою работу люди, романтики.

Храни вас Бог, родные.

Желаю вам быть здоровыми, обласканными солнцем и правительством.

Мать своего сыночка Байгарина Мурата, капитана 3-го ранга, который с 1-го класса мечтал о море. И оно его не отпустило от себя».

Эта неделя — страстная, поистине самая страшная, потому что страна не была готова подписаться под этими словами.

На последнюю пресс-конференцию, которую я застал в Мурманске, пресс-секретарь Владимир Навроцкий привел капитана 2-го ранга, офицера штаба Северного флота Владимира Гелетина. У него на «Курске» остался сын, капитан-лейтенант Борис Гелетин. А незадолго до этого у Бориса Гелетина умер двухлетний сын, внук Владимира Ивановича. Офицер пришел к журналистам по своей инициативе. Он всю неделю провел в Баренцевом море, участвовал в спасательных работах. Он сказал, что готов поклясться памятью сына, что было сделано все возможное. Он говорил об этом долго, с трудом сдерживая слезы. В ответ от журналистов он услышал гневное: «Скажите, почему телевизионщикам не обеспечили картинку с места события!» «Не знаю…» — отчаянно улыбнулся Владимир Гелетин.

Упокой, Господи, души рабов твоих и спаси нас, грешных.

1991–1996 годы, город Грозный.

2004 год, город Волгоград:

Инициативная группа бывших русских жителей Грозного направила президенту России Владимиру Путину открытое письмо с требованием официально признать факт массовых этнических чисток в Чечне в период с 1991 по 1994 год. Под «русскими» авторы письма имеют в виду всех бывших жителей Чечни нечеченской национальности. Авторы обращения называют режим Дудаева фашистским, обвиняют российские власти в попытке скрыть факт геноцида, а также требуют уравнять русских в правах с чеченцами при выплате компенсаций за утраченное в Чечне жилье и имущество. Подписавшиеся отмечают предвзятую позицию Европейского суда по правам человека, который охотно принимает иски от этнических чеченцев и не замечает факт геноцида в отношении жителей Чечни других национальностей.

«Русские, не уезжайте: нам нужны рабы»

— Это было в мае 1993-го. К нам в квартиру вломился сосед Сахрутдин с автоматом. Прошелся бесцеремонно по комнатам и говорит: «Это оставляйте, это оставляйте и вот это оставляйте. Остальное забирайте. Даю вам трое суток на сборы». Спорить было бессмысленно. Мы были далеко не первыми, кого вот так выгоняли, а скорее одними из последних. Проблемы начались еще в 1990 году, тогда в почтовых ящиках появились первые «письма счастья» — анонимные угрозы с требованием убираться по-хорошему. В 1991-м стали среди бела дня исчезать русские девчонки. Потом на улицах стали избивать русских парней, затем их стали убивать. В 1992-м начали выгонять из квартир тех, кто побогаче. Потом добрались до середняков. В 1993-м жить было уже невыносимо. Моего сына Дмитрия группа чеченцев среди бела дня избила так, что когда он пришел домой, это был комок крови и грязи. Они перебили ему слуховой нерв, с тех пор он не слышит. Единственное, что нас еще держало, — мы надеялись продать квартиру. Но даже за бесценок покупать ее никто не хотел. На стенах домов тогда самой популярной была надпись: «Не покупайте квартиры у Маши, они все равно будут наши». Еще полгода — и самым популярным чеченским лозунгом станет: «Русские, не уезжайте: нам нужны рабы». Слава богу, к тому времени мы успели свалить.

Нина Васильевна Баранова — коренная жительница Чечни, ее предки из терских казаков. В Грозном работала технологом на швейной фабрике, ее муж Геннадий — водителем в Нефтегазодобывающем управлении (НГДУ). Жили по адресу Старопромысловский район, городок Нефтемайск, дом 17, квартира 9. Это была огромная четырехкомнатная двухуровневая квартира. Сейчас Нина Васильевна с мужем, сыном, снохой и внуком живут на птичьих правах в общежитской комнате площадью 11,5 кв.м. Сосед за шкафом торгует наркотиками. Государство считает, что оно свой долг перед Барановыми выполнило. Почему — об этом позже.

«Самые хорошие из чеченцев говорили: «Убирайтесь по-хорошему»

— Через три дня после прихода Сахрутдина мы уже загружали контейнер, — продолжает Нина. — И не могли понять: чего это Сахрутдин так внимательно наблюдает за этим процессом. Слышу — соседка-чеченка Хава мне кричит: «Нина, зайди на секунду, мне помощь нужна». Если бы я к ней не пошла, меня бы уже 12 лет как не было на свете. «Вон видишь хлебовозка стоит? — сказала мне Хава. — Вам осталось жить несколько часов. Как только вы покинете город, они вас убьют, а вещи заберут». Я тут же к сестре, у нее знакомый чеченец был в селе Первомайском, Сайд, который тогда уже стал дудаевцем, но еще не совсем совесть потерял. Он со своими ребятами проводил нас эскортом до границы с Осетией. Хлебовозка тоже не отставала. Когда Сахрутдин и его команда поняли, что им ничего не светит, то со злости дали очередь по кузову. Мы еще потом несколько лет на простреленных кроватях спали.

— А почему Сайд не сказал Сахрутдину, чтобы оставил вас в покое и дал вам спокойно жить в Грозном?