Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин

Где найти Данте, чтоб описать этот ад, который они увидели через покрытые незапотевающими пленками стекла? Нашедшие пристанище в Подгорном, да и уцелевшие из всех других мест были в основном людьми простыми. Среди них не было поэта, который смог бы передать увиденное словами.

Они почти не смотрели по сторонам. Они про­шли огонь и воду, которую чаще видели в твердом агрегатном состоянии, чувствовали на себе взгляды безглазых покойников, и это заставляло их ускорять шаг. Вокруг было тихо, но, кроме собственного свистящего дыхания и стука крови в ушах, они слышали что­то еще. Падение капель. Всплески. А еще обволакивающее сонное эхо.

К счастью, в противогазах они не чувствовали запаха, иначе желудки вернули бы обратно то, что они съели накануне операции.

Выходы № 3 и № 4 к улицам Кирова, Сакко и Ванцетти, Московской и Маяковского были обрушены, как они и предполагали. Не теряя времени, поисковики отправились к спуску на платформу.

Неподвижный эскалатор закончился быстро.

— У-у­у, — разочарованно протянул Караваев. — Облом нам, а не «Речной вокзал». Здесь мы до нее не дойдем.

— Что там? — спросил идущий.

— Буль­буль. — Антон чуть было не сплюнул, вовремя вспомнив про маску.

На платформе воды было немного, а вот путь в тоннели, где ее было почти по шею, был для них заказан. Там понадобились бы акваланг и ласты. В принципе в этих противогазах можно было дышать и под водой. Но трудности перехода по практически затопленным тоннелям делали эту возможность бесполезной.

Кишки города, по которым когда­то двигались микробы­люди, заменили собой уничтоженные людьми же русла подземных рек. Пройдет не так много времени, явно меньше века, и тоннели обрушатся, подмытые водой, которая делает свое дело неспешно, но наверняка, разрушая даже камень, а не только бетон и сталь.

У них оставался только один путь — через перегороженный металлическими щитами кроссплатформенный переход — на «Октябрьскую-2», строящуюся смежную станцию на Первомайской линии[49]. А оттуда по тоннелям — на следующую к югу «Никитинскую». Которую, как все знали, метростроевцы рыли открытым способом.

Сразу за заграждениями обнаружилась лестница, и это вселяло надежду — значит, ветка расположена на меньшей глубине и с высокой вероятностью могла быть не затоплена.

Смежная станция на Первомайской линии выглядела как каземат. Никакой декоративной отделки, только бетон, сталь и порода в своей геологической первозданности.

Отделка, похоже, должна была начаться в ближайшее время — может, даже в понедельник, 25 августа, если бы планам не помешали непредвиденные обстоятельства. Кругом высились штабеля керамогранитовых плиток, искусственного мрамора, металлической облицовки.

По словам Либерзона, этот перегон был длиной чуть меньше двух километров. В отличие от станции, тоннель выглядел так, будто вот­вот будет введен в строй. Уже были положены рельсы, в том числе контактный, под потолком можно было разглядеть тюбинг, а вдоль одной из стен тянулись кронштейны для силовых кабелей.

Но усталость и тяжелая поклажа брали свое. Прошло полчаса с того момента, как поисковики надели противогазы и инициировали химическую реакцию в пусковых брикетах, которая обеспечивала восстановление выдыхаемого воздуха, а тоннель и не думал заканчиваться. Регенеративные патроны были рассчитаны на сорок пять минут тяжелой физической работы, после этого их следовало заменить. В состоянии покоя их хватило бы на три часа, но назвать этот переход состоянием покоя язык не поворачивался.

К счастью, этот отрезок пути они преодолели без приключений, не считая того, что один раз Хомяк споткнулся о толстый кабель и набил себе шишку на лбу.

Они прошли мимо огромного агрегата, оказавшегося проходческим комбайном метростроевцев, и уже начали нервничать, готовясь менять патроны, когда впереди забрезжил слабый свет. Бойцы ускорили шаг, и вскоре тоннель оборвался. Они находились посреди котлована размером с футбольное поле, дно его скрывала стоячая вода, над которой возвышались холмы глины и обломков, в один из них уткнулся массивный гусеничный экскаватор.

Станция «Никитинская». Вернее, то, что стало бы станцией через полгода, если б, конечно, не урезали финансирование.

Ее строили открытым способом, и два десятка огромных железобетонных опор, на которых должен был держаться свод, были уже установлены. Повсюду валялась искореженная строительная техника. Сорванная стрела лежала поперек котлована; сам подъемный кран нависал над краем, опасно кренясь. В кабине, как разглядел Караваев в бинокль, сидел скелет в приплавившейся к черепу каске. Похоже, тут работы велись и в выходной.

Насколько хватало глаз, небо над городом было затянуто тучами. С единственным просветом у них над головами.

Они почувствовали ветер задолго до того, как выбрались наружу. Он гулял по тоннелю, как в аэродинамической трубе, но ближе к выходу усилился до шквала, как будто где­то в метро включили мощный вентилятор.

А здесь, снаружи, люди почувствовали его кожей, даже через костюмы и одежду. Теперь они поняли, что то, что они видели по дороге сюда, было легким бризом. Они находились в глазу урагана, но сам этот глаз, судя по движению туч, с огромной скоростью смещался на восток. Уже через минуту к шуму ветра добавился дробный перестук дождя.

Антону было не привыкать к климатически феноменам. За время короткого лета и начала осени он трижды во время вылазок видел торнадо.

А один раз даже наблюдал его зарождение: из маленького вихря образуется гигантская изогнутая воронка, связывающая землю и небо. Через пару минут она была уже десять метров в диаметре у основания — белесая, похожая на ножку гигантского гриба. Двигалась она медленно и величаво и абсолютно беззвучно для удаленных наблюдателей — там, где стояли тогда разведчики, даже листья на деревьях не колыхались.

Полчаса они смотрели, как торнадо растет и набухает, а потом за какие­то пять минут тот растаял в воздухе. Тогда Антон подошел к месту, где прошел смерч, — там даже траву словно корова языком слизнула. Как будто шеренга тракторов прошла или НЛО на посадку сел. От деревьев и деревянных столбов тоже осталось немного. Появись это чудовище на десять километров севернее, Подгорный мог бы потерять половину крыш.

«Когда же этот гребаный мир вернется в норму? — подумал Караваев. — Доживем ли мы до этого?»

Над ними что­то пролетело. Караваев проводил взглядом комок перьев — птицу, больше похожую на птенца вороны, чем на воробья, которая рывками набирала высоту. «Вряд ли долетит до гнезда», — подумал он. А с неба уже не просто лился поток, а низвергались Ниагара.

«Я стою на краю, на краю водопада. С неба льется вода, значит, небу так надо», — некстати вспомнилось ему.

Совершать