Великолепная шестерка - Юлия Фирсанова

– Подвал? – нахмурился Фин и хлопнул себя по лбу, когда спутница чуть отодвинулась и многозначительно побарабанила пальчиками по крышке на петлях, устроенной прямо в полу из досок, некогда крашенных зеленой краской, существующей ныне лишь в форме пятен абстрактной конфигурации и полос.

– Ага, оттуда пахнет приятно, – «веско» обосновала свое рациональное предложение Элька, отползая с люка, чтобы другу было получше видно.

– Ну, давай, больше-то искать негде, наверху вообще хоть метлой мети – пыль да пустота, – признал вор и слазил в сумку за еще одним приспособлением, больше всего похожим на двойной плоский крючок. Фин сноровисто поддел им люк и откинул крышку.

– Вот что значит профессионал! – похвалила девушка, и друг ответил ей проблеском гордой улыбки.

Изнутри пахнуло пронзительной свежестью, мхом и чем-то еще неуловимо свежим, так пах когда-то давно купленный Элькой освежитель воздуха под названием «После дождя». Ничего схожего с последождевым запахом в нем не присутствовало, но приятный аромат здорово выручал, когда кошка соседей сверху в очередной раз справляла свои дела в лоджии, и стойкое амбре атаковало квартирку Белозеровой.

И еще… Еще там внизу, кроме запаха, был свет, не обычный солнечный свет улицы, просачивающийся сквозь какое-то подвальное окно, не чудом сохранившаяся лампочка, а какое-то жемчужно-розоватое уютное сияние. Рычаний, стонов, завываний, воплей или тяжелого дыхания слышно не было, не раздавалось даже шорохов.

Вниз вела железная лесенка, как те, что висят на домах и называются эвакуационными при пожаре. Как с них прыгать, с высоты третьего этажа, или вылезать немощной старушке, навсегда осталось для Эльки неразгаданной загадкой.

Рэнд, цепляясь по-обезьяньи хватко, слез первым, Элька тоже спустилась быстро и машинально потерла ладонью о ладонь. Впрочем, руки были чистыми, ожидаемой ржавчины на лесенке не оказалось.

Ноги утопали в ковре мягкой растительности, действительно очень напоминающей мох, только мох, крашенный в розово-серый цвет и ароматный, будто проросший в этот подвал прямиком из мечты наивной девицы. И масштабы этого слабо светящегося пространства никак не соответствовали скромному подвалу заброшенного дома. Скорей уж гигантомания больше соответствовала станции метро, которую засадили экзотичной растительностью, превратив в моховую оранжерею.

– Хм, светящийся мох в подвале – вот и весь монстр, – похлопал себя по шее Фин, озираясь по сторонам, тщательнее всего он вглядывался вдаль, пытаясь прикинуть размеры помещения и определить, не прячется ли какой-нибудь призрачный или реальный ужас в полутенях. Тишина, элегический нежный свет и тонкий аромат никак не соответствовали представлениям о типовом логове монстра, угнездившемся в голове вора. Тут его осенило: – Слушай, а может, все дело в этом растении? Вдруг у него запах какой-то особый? Есть ведь такие травки, понюхаешь – и неизвестно что чудиться начинает. От этой вот ужасы являются и ненадолго форму обретают. И бродяги в другой город могли податься, таких перетасуй-колоду ничего не держит, а детишки… Жаль их, конечно. Но мало ли почему могли погибнуть.

– Насчет детишек не знаю, – спокойно, почему-то подчеркнуто спокойно согласилась Элька, – а вот бомжи… Фин, глянь-ка под ноги справа.

Вор опустил взгляд и тихо выругался сквозь зубы. Прямо под лестницей и чуть правее того места, где встали люди, на полу виднелось что-то. Только приглядевшись – с того места, где стояла Элька, в свете шарика Фина, подкрепляющего романтичные жемчужно-розовые переливы, это получалось лучше, – можно было рассмотреть нечто вроде смятых комбинезонов с капюшонами. Немалая извращенная или воспитанная на просмотре фильмов ужасов фантазия требовалась, чтобы понять: это – не одежда, а то, что прежде было людьми. Каким образом от них остался лишь тонкий слой внешней оболочки, куда делись все внутренние составляющие и одежда, оставалось лишь догадываться. Но вообще-то догадываться не хотелось даже Эльке, потому что невинными и радостными такие версии не могли быть по определению. Из людей такие штуки по доброте душевной не делают.

– Все-таки настоящее чудовище? Уходим? – шепнул Рэнд. Он враз посерьезнел и подобрался, оставив внешнюю беспечную повадку. Одно дело призраки кравсов, исчезающие от света лампадки, и совсем другое – натуральные свидетельства неких жестоких деяний.

Элька развела руками, показывая, что не знает ответа на первый вопрос, и категорично помотала головой в знак отрицания на второй. Положив два пальца на камень перстня – символа посланцев Совета богов и страховку на случай внезапного нападения, – она затем кивнула в глубину подвала, предлагая тем самым продолжить исследования, а случись что, немедленно переместиться прочь из опасного места. Потом хаотическая колдунья показала на лампадку Джея и имитировала касание. Расшифровавший пантомиму вор согласился с подругой и потер шарик. Тот очень неохотно, медленно и едва заметно начал светиться, это было не то явственное голубоватое марево, как в Лесном Храме Цветилища, а тусклый-тусклый свет. Рэнд первым решительно шагнул вперед на растительный ковер, устлавший пол. Непоседливой и любопытной натуре обоих авантюристов претил разумный выход: уходить, так толком ничего и не выяснив.

Двое осторожно двинулись вдоль стены, так же густо заросшей симпатичным мхом, как пол, в глубь подвала. Мох не чавкал, будто на болоте, а мягко пружинил под ногами хорошим матрасом. Не считая пары помятых половичков из бомжей, обстановка была умиротворяющей и располагающей к расслаблению нервной системы всем, от вида и тактильных ощущений до запаха. Даже лампадка Джея не находила никаких ловушек или тайников. «Оранжерея» решительно отказывалась поддерживать заданный у входа чудовищный имидж. Может, просто чудовище попалось неправильное, с эстетически развитым вкусом и склонностью к флористике в свободное от чудовищных деяний время? Элька как раз хотела поделиться свежей мыслью с другом, когда они увидели ЕГО.

На большой серо-розовой подушке из мха, чуть в стороне от стены, что-то хрустнуло или треснуло с удивительно музыкальным, как удар молоточка по клавише ксилофона, звоном. Розовый бугорок распался, являя содержимое: какую-то искрящуюся собственным жемчужным светом серую полусферу. У Эльки мелькнула нелепая мысль, что нечто подобное мог бы сотворить Фаберже, случись у него приступ гигантомании в духе Церетели. Сияние вокруг диковинного предмета все усиливалось, потом к нему присоединилась дивной красоты мелодия, уже не похожая на ксилофонную, скорей уж это были флейты, фортепьяно и лира, слившиеся в трио. Голубой свет лампадки явно показывал, что все, что видят друзья, реально. Только, если смотреть через призму голубого свечения, вокруг полусферы видно было стремительное кружение радужных, пульсирующих в ритме музыки вихрей.

Завороженная чудесным зрелищем, Элька шагнула чуть ближе, вытягивая шею, синхронно с ней более широкий шаг сделал Фин, а потом и еще один. И тут огромный пласт мха, выгнутый пологим холмом, слева от чудесного бугорка встал на дыбы и метнулся наперерез вору. Над человеком зависла чудовищная многоножка того же самого серо-розового отлива с пушистой спиной, так похожей на окружающую растительность, что обследующие подвал друзья до самого последнего мига не могли отличить фауну от флоры. На беду голубой свет лампадки на участок подвала с лежкой монстра не падал.