Золушки нашего Двора - Лесса Каури

– Я протестую! – дернувшись, завопил Дрюня. – Откуда я знаю, что вода там чистая!

– Поверь мне на слово, дружок, – ласково улыбнулся Ожин и вновь наклонил лейку. – Видишь, как помогает – уже и голос прорезался. Итак, продолжаем…

– Может, не стоит больше? – уточнила от дверей Бруни.

Целитель отвлекся, оборотившись на голос, и выпустил шута.

Тот упал со стула и быстро-быстро пополз к Матушке. Спрятался за нее и уже оттуда сказал:

– Это произвол! Я буду жаловаться его величеству!

– Его величество приказал мне сделать все, чтобы вернуть тебя в строй до завтра! – улыбнулся Жужин. – И советую поспешить в уборную, иначе…

Договорить он не успел. Разноцветная молния – Дрюня был в красно-желто-оранжевом – метнулась в указанном направлении.

– Ох, простите меня, ваше высочество! – поклонился мэтр Жужин, ставя лейку на опустевший стул. – Я не поздоровался, так был увлечен процессом! Обожаю, знаете ли, простые, немагические методы лечения! Все эти порошочки, притирания, мази – такая прелесть!

– Он плохо выглядит, – заметила Матушка, когда шут, пошатываясь, выбрался из уборной и уцепился за дверной косяк, – и это хорошо!

– Что? Что ты такое говоришь, маменька? – осипшим голосом вопросил Дрюня.

– Мэтр, – Бруни посмотрела на целителя, – уложите его великолепие в постель и сохраните этот чудный цвет лица хотя бы до вечера!

– Этот чудный зеленый? – уточнил Ожин и, ничуть не удивленный, склонился в низком поклоне. За тридцать лет работы королевским целителем он еще и не такие приказы слышал! – Как будет угодно вашему высочеству!

– Маменька! – взвыл Дрюня и… снова скрылся в уборной.

– К нему придут родственники, – шепотом сообщила Матушка, прислушиваясь к органным звукам, доносящимся из уборной утробы, – которые должны быть уверены в том, что Дрюня очень плох… – Она строго посмотрела на целителя и повторила: – ОЧЕНЬ!

– А?… – удивился мэтр. – О! Да! Конечно! Все сделаю в лучшем виде!

И, снова взявшись за лейку, нежно позвал:

– Господин рю Дюмемнон, извольте на процедуру… цып-цып-цып…

Стараясь не засмеяться в голос, Матушка повернулась к Катарине, безмолвно следившей за сценой огромными испуганными глазами:

– Проводи меня в покои и принеси теплого молока. А когда будешь на кухне, расскажи, как мы навещали Дрюню у мэтра Жужина и в каком ужасном состоянии нашли его! Не вдаваясь в подробности нашего с мэтром разговора, разумеется!

Катарина прыснула в кулак.

– Все поняла, ваше высочество!

Возвращаясь к себе, Бруни тихонько улыбалась – размышляла о смекалистом мастеровом люде, не уступавшем придворным интриганам ни в чем!

* * *

Воздух в кабинете архимагистра то и дело пугался резво появляющихся на портальных плитках магов с докладами о ходе подготовки к свадьбе королевских отпрысков. Ники, уставшая каждый раз складывать по порядку бумажки на столе, сердито смахнула их на пол, и теперь анкеты студиозусов, отчеты, аналитические справки и конспекты лекций летали по всей комнате. После утренней встречи с рю Виллем она никак не могла отделаться от прошлого, которое заглядывало ей в глаза с видом уличной собаки, выпрашивающей кусок колбасы. Однако суетливые предпраздничные хлопоты не давали ни минуты передышки, не позволяли понять, отчего так больно зажали сердце закопченные стены «Черной каракатицы». К сожалению, перепоручить даже такому ответственному гному, как Бруттобрут, свои дела архимагистр не имела права – слава Пресветлой, не каждый день принцы женятся! В довершение всего ее вызвал его величество для участия в Малом Королевском совете, и ей пришлось срочно отправляться во дворец.

Ники терпеть не могла себя в чем-то ограничивать. Ее возможности позволили ей выйти на тот уровень комфорта, который ее вполне устраивал, и, по большому счету, этот уровень подразумевал огромный якорь, который Никорин клала на правила приличия и этикета, если они не соответствовали ее личным установкам. Однако Королевский совет оставался Королевским советом, даже если проходил в королевском кабинете. И Ники пришлось надеть платье.

– Я стану чаще приглашать вас на заседания Совета, дорогая, – шепнул ей Редьярд, целуя руку, – лишь бы иметь удовольствие заглянуть в это декольте!

– У вас нездоровый цвет лица, – буркнула архимагистр, – советую подумать о печени!

Король довольно блеснул глазами – его заводили женщины, чувство страха которым было неведомо.

Мест за круглым столом, стоящим в углу кабинета, неизменно было пять, по количеству членов Совета. В него постоянно входили: принц Аркей, рю Вилль, первый министр, а также главнокомандующий ласурской армией. Семидесятивосьмилетнему герцогу Ликену рю Саднесу король доверял безоговорочно, не желая слышать об отставке, на которую тот уже не раз намекал. Пятый стул пустовал, ибо принадлежал его высочеству Колею.

Король сидел в кресле у камина, тем самым подчеркивая не только свой статус, но и беспристрастность решающего мнения, а рядом расположилась скромная конторка Яна Грошека. Иногда к столу добавляли стулья для приглашенных. Именно на таком устроилась архимагистр, изящно расположив вокруг пышные юбки, уже не раз ею проклятые.

Речь на Совете шла все о том же договоре с гномами, подписать который стало для его величества идеей фикс, поскольку экспорт радужников в Гаракен открывал для экономики Драгобужья и транзитной Ласурии поистине радужные перспективы.

Король вызвал архимагистра неспроста – ему нужно было авторитетное мнение, и он его собирался получить: Никорин поддерживала трон, даже если не понимала мотивов, приведших Редьярда к тому или иному решению.

Ники слушала любезную перебранку короля и первого министра, который выступал против еще большего понижения магического морского сбора для гномов. Но вспоминала утро дня, когда обрушила мешок с мукой на голову юнги с «Касатки». Убивать его она, конечно, не хотела, только вырубить на некоторое время. Закатав парня в мешковину, она закинула его на телегу, направлявшуюся в сторону Южных ворот, и присыпала сеном. Совесть терпеливо молчала.

После Ники отправилась в порт. Спряталась в тени тюков, сложенных на причале, и принялась следить за суетой на борту готовящегося к отплытию корабля. Пропажу юнги скоро обнаружили. Однако ждать команда не могла – гаракенцы гордились своей пунктуальностью в рейсах. И когда боцман – здоровенный, лысый и красный от солнца, как рак рядом с пивной кружкой, сплюнув сквозь выбитый зуб, громко и ясно высказал пустому месту на сходнях все, что думает о юнге, Ники, резко выдохнув и помянув Пресветлую, вышла из тени и вразвалочку направилась к нему. Сплюнув с тем же мастерством, она сиплым голосом попросилась в команду. Ничего удивительного в этом не было – в порту всегда находились одиночки, желающие ступить на борт: отставшие от своих кораблей, скрывающиеся от правосудия или просто желающие подработать.