В широком прокате - Katrin Sanna

– Открою тебе тайну: я и сама не знаю, как ответить на этот вопрос.

– Пойду выберу книгу, – парень повернулся на носках и зашагал к полкам.

На поиск издания по вкусу Нортон потратил не больше двух минут, после чего вновь занял место рядом со мной, полностью углубившись в чтение.

На этот раз диалог со скриптером оставил во мне необъяснимый осадок: словно мне приходилось выдавать парню некую информацию помимо своей воли. Словно я не хотела говорить то, в чём признавалась ему.

Старт съёмок был намечен на начало апреля, поэтому в запасе у нас имелось пара недель для репетиций. Иногда мы собирались сами по себе, но всё чаще и чаще над прогонами сцен колдовал Дэвид. Хоть у режиссёра хватало других забот с постановкой, он не мог допустить, чтобы хоть одно актёрское решение прошло мимо него.

Подготовительный период набирал силу: павильоны и производственные помещения на нижнем уровне, пустовавшие несколько недель, стали по мере приближения к съёмках заполняться декорациями, реквизитом, костюмами, техникой.

Каждый день Дэвид или Вики через посредничество Сандры делали всё новые и новые заказы необходимых для производства фильма вещей, но не всегда получали желаемое. Как и предупреждала Смит в самом начале, Заказчик жёстко ограничивал аппетиты режиссёра и продюсера, вынуждая довольствоваться малым. Из обрывков разговоров других киношников я узнала, что мы не получили в своё распоряжение: операторский кран, дымовые шашки, светофильтры, парики и накладные бороды, четыре костюма балерины, репродукции картин Рене Магритта, петличные микрофоны, трёхметровое металлическое распятие, песок, объектив с зональной линзой… И это только то, о чём я случайно услышала.

Свободного – точнее будет сказать, пустого – времени стало, к счастью, намного меньше. Кроме репетиций, актёры были заняты в постоянных примерках костюмов и экспериментах с гримом и причёсками.

Ненатуральный рыжий цвет моих волос превратился в такой же искусственно белокурый: моя героиня в начале истории была блондинкой, а к концу становилась брюнеткой. Из-за перекрашивания я теперь выглядела года на три моложе. А Питерс наоборот из блондинки превратилась в огненно-рыжую бестию, и поначалу я даже вздрагивала всякий раз, как видела подругу в новом образе – настолько непривычным он был.

По сценарию некоторым из актёров предстояло петь и танцевать. Постановкой танцев занимался хореограф Антонио ван Клермон. Чрезвычайно требовательный мужчина, лет на десять старше меня, он выжимал из нас все соки.

Музыкой же в «Поклонении» заведовала певица и композитор Мишель Элмерз. Она не только сочиняла саундтреки для будущего фильма, но и занималась вокалом с исполнителями ролей.

Временами Мишель вызывала меня в свою скромную студию на первом уровне, где она, сидя за пианино, творила. Женщина показывала мне очередной вариант песни, которую я должна была исполнить в одной из сцен, и устраивала мне пробы.

– Давай возьмём немного пониже, ре-мажорчик, – певица брала соответствующий аккорд на клавиатуре и поднимала вверх подбородок, давая тем самым команду вступать.

– Ветер, ветер, – затягивала я, – осуши мои слёзы, их некому стереть с моего лица…

– Попробуй чуть мягче и более открыто, – прерывала мои старания Элмерз. – Понимаешь, о чём я?

– Да, хорошо, давай ещё раз.

Так, плавно и последовательно, мы подходили к съёмочному периоду. И, похоже, большинство пленников перестало чувствовать себя таковыми. Им – точнее, нам – стало казаться, что этот плен – не более чем киноэкспедиция. По-прежнему не хватало свежего воздуха и солнца; по-прежнему по ночам мы тихонько плакали в подушку оттого, что скучали по своим родным; по-прежнему мы желали, чтобы пребывание в бункере поскорее окончилось нашим возвращением домой. Но в глазах каждого, кто разделял со мной судьбу заложника, я видела один и тот же вопрос: «А что, если потом мы будем вспоминать это время как самое увлекательное приключение в нашей жизни?»

***

Незадолго до официального первого съёмочного дня между мной и Энрике произошло кое-что, изменившее наши с ним отношения и приблизившее меня к осознанию ещё одной малоприятной истины о себе. Хотя, честно сказать, к этому давно всё шло.

Даже не вспомню, с чего начался тот разговор и почему мы зацепили тему отношений. Хотя, на самом деле, обычно мы почти не делились своим прошлым друг с другом. Я не лезла в жизнь Диаза, потому что, несмотря на обвинения Джен в моей излишней доверчивости к парню, не особо верила в то, что он скажет о себе правду. А Энрике не переходил личные границы либо из-за того, что был связан с личностью Заказчика намного больше, чем пытался это представить, а значит, и так мог знать обо мне многое; либо мексиканец действительно был простой пешкой в игре, и ему, как и всему персоналу, не позволяли слишком погружаться в прошлое пленников.

Мы болтали с охранником, расположившись на эпплбоксах12 в одном из съёмочных павильонов. Ничто не предвещало беды. Кроме нас, в загромождённом декорациями помещении никого не было. Должно быть, именно отсутствие других людей и поспособствовало тому, что наша беседа приобрела откровенный характер.

– Вот ты говоришь, для тебя неважно, в какой сфере крутится твой парень, – говорил Энрике. – Но при этом ты когда-нибудь встречалась, например, с обычным водопроводчиком? Или с официантом?

– Нет, но…

– У тебя сейчас есть бойфренд, да?

– Верно.

– И кто он?

– Джерри – продюсер на телевидении.

– Вот видишь!

– Что я должна увидеть?

– Тебе небезразлично, какой социальный статус имеет твой партнёр.

– И ты сделал этот вывод, потому что?..

– Потому что у тебя никогда не было такого парня, как…

Энрике замялся.

– Как кто? – подталкивала я его к ответу.

– Как я. Например.

Он тут же смутился из-за своих слов.

– Это неправда, – возразила я и, хоть и не собиралась когда-либо открыто признаться в этом, выпалила: – Ты мне нравишься.

Парень буквально обжёг меня взглядом. Скромно улыбнувшись, он прошептал:

– Ты мне тоже.

– Нет… то есть… Я имею в виду… Чёрт! – беспомощно мямлила я. Жалея о признании, я судорожно пыталась отыскать в голове фразу, которая поправила бы положение. Но здравые мысли в один миг улетучились подобно стайке испуганных пташек.

Не в силах больше выносить соблазнительный взор Диаза, я прикрыла лицо рукой.

– Я не это хотела сказать, – наконец мне удалось выдавить из себя заезженную реплику и вновь посмотреть на охранника. – Хотя, наверное, это. Ты хороший парень. И, если бы я была свободна, у нас с тобой могло бы что-нибудь получиться. Для меня не играют никакой роли ни твой социальный статус, ни твоё образование, ни тем более твой капитал. Но всё дело в том, что там, за пределами этой тюрьмы, у меня остался любимый человек. И только поэтому у нас с тобой ничего не может быть.