Западня для ведьмы - Антон Орлов

Для него это важно, а его туда не пускают. Вспомнилась фраза из старой книги, читанной при подготовке к выпускным экзаменам в школе амулетчиков: «Даже если ты лучший из лучших и высишься над другими, как осиянная вершина, это не спасет тебя от людской несправедливости».

Наверное, Челинсе проще было бы украсть булку хлеба в лавке или ударить человека ножом, чем подойти к лекарке и сделать то, что она собиралась сделать. Лишь гордость не позволяла ей передумать и повернуть обратно.

Она дошла следом за Зинтой до Дворца Собраний. Дальше простую горожанку не пропустили бы, да Челинса и не пыталась затесаться туда, где ей не положено находиться.

Остановившись у подножия парадной лестницы, уводящей к грандиозной белой колоннаде, как будто Дворец стоял на облаке и был слеплен из того же облачного материала, преследовательница смотрела вслед Зинте, досадуя, что снова ее упустила. Струхнула, чего уж там, слишком много вокруг свидетелей.

В нескольких шагах от начала ступеней расположились продавцы пирожков, сластей, мороженого и жареных колбасок. Торговля шла бойко: и участники Собрания, и студенты, которых поселили в шатрах на рыночной площади, и пришедшие на гулянье расфранченные горожане – все не прочь угоститься. Из пергамонских и салубских Челинса много кого знала, и никто не удивлялся, что она тоже здесь.

Увидев Зинту, сбежавшую по лестнице и устремившуюся сквозь праздничную толпу в глубь булыжных улочек, Атаманша поняла, что лекарка спешит на зов, – и бросилась за ней. Может, в этот раз наконец-то выгорит?

Помощь понадобилась старому часовщику Крешонгу. Опять у него ущемило грыжу. Запыхавшаяся Челинса решила, что непременно дождется Зинту – и дальше будь что будет.

По соседству жила Глименда, ее племянница, вышедшая замуж за негодящего пропойцу. Из переулка доносились их голоса: тот с заунывным надрывом просился домой, а жена его не пускала.

«Еще чуть-чуть – и пожалеет мерзавца, дуреха несчастная, – прислушавшись, определила Челинса. – Пойти, научить девку уму-разуму, пока лекарка занята? А то ведь уступит, как последняя размазня!»

Она всех учила уму-разуму, из самых лучших побуждений, так как знала, что правильно, а что – нет. И любое дело у нее спорилось, хоть плетение кружев, хоть мытье полов, поэтому ничего худого не было в том, что она всегда бралась руководить товарками при совместной работе. С Зинтой из-за этого сшиблись… Но госпожа должна держать себя как госпожа, а если она молчком присоединилась к занятым уборкой работницам, поди пойми, кто она такая.

Раздраженно хмурясь от этих мыслей, Атаманша повернула за угол. Возле крыльца Савдо не было, его душераздирающие вопли доносились из-за дома. Она дернула шнур дверного колокольчика.

– Тетушка! – выглянувшая Глименда говорила шепотом. – Как себя чувствует Сабрила?

– Все хорошо с ней, с растяпой несчастной, обошлось, – вздохнула Челинса. – Урок ей, другой раз не будет тягать кастрюлю с кипятком, витая мыслями незнамо где. Растяпы вы, девки, и в кого такие выросли… Твой-то чего орет? Я думала, ты его, пьяного, домой не пускаешь, как я научила.

– Так он за домом стоит и орет. И смех, и грех: вы же знаете, у нас там, на западной стенке, оберег намалеван – запертая от всякого худа дверь, вот он и разоряется перед нарисованной-то дверью, думает, я ему открывать не хочу. Слышите?

– Глименда, открой по-хорошему, не по-людски поступаешь! По-людски же прошу, не буяню… Боги-милостивцы, пустите меня домой!

– Боги его домой не пускают! – заметила Челинса едко. – Последний умишко пропил.

– Не знаю, позвать его или нет, он там уже давно…

– Не зови, – отрезала Атаманша. – Делай, как я сказала. Пусть урок ему будет, нечего винищем заливаться чворкам на смех. Идем к нам ночевать, а дом запри, и пусть орет хоть до утра.

– Ой, спасибо вам, тетушка! И с Сабрилой повидаюсь…

– Только подожди маленько. Я за тобой зайду.

Она вернулась к дому Крешонга с вывеской в виде большого циферблата с узорчатыми стрелками. Через некоторое время лекарка вышла на улицу, дожевывая на ходу пирожок. Челинса, с ураганом в душе и стиснутыми, как перед дракой, кулаками, шагнув из-за угла, заступила ей дорогу. Зинта попятилась и едва не подавилась пирожком.

– Спасибо вам, госпожа лекарка, – испугавшись, что она сейчас убежит, и тогда опять за ней гоняйся, торопливо заговорила Атаманша. – За дочку мою Сабрилу спасибо, она обварилась, а вы ее вылечили. И простите, что я про вас всяких зряшных глупостей наговорила, виновата я перед вами.

Ну вот, она все-таки это сказала, хотя очень не любила извиняться и признавать свою неправоту.

Зинта выглядела растерянной, даже смущенной, и смотрела на нее, обескураженнно моргая, а потом промолвила:

– Так ведь и я тоже хороша… Надо было сперва по-доброжительски объясниться, а я сразу вас уволила… Как дела у Сабрилы?

– Все уж затянулось, спасибо вам и хвала Тавше. Она мажет ноги той мазью, которую вы прописали. А вот это для вас! – Атаманша открыла украшенную матерчатыми цветами сумочку из крашеной холстины, которую сама себе сшила, и вытащила подарки.

– Какая прелесть, – ахнула Зинта, разглядывая серебристый кружевной воротник – хризантемы, как будто сотканные из инея на стекле. – Спасибо… А это что?..

– Чехол на вашу лекарскую сумку, должен оказаться впору. Вы же сейчас на Светлейшее Собрание пойдете, так пусть у вас сумка будет такая же красивая, как все остальное!

– Истреплется ведь, а то и порвется, жаль такую красоту…

– Не порвется, – с гордостью возразила Челинса, довольная и тем, что так легко помирились, и тем, что ее рукоделие лекарке понравилось. – Это из самых прочных китонских нитей, которые у них завсегда на такие вещи идут. Смотрите, вот тут я завязочки сделала, чтобы все было закреплено и легко надевалось.

Одетая в ажурный зеленовато-серый чехол лекарская сумка выглядела нарядно, словно ее оплели побеги какого-то растения, образовав изящный узор.

Попрощались они тепло, не то что в прошлый раз. Ну, да прошлый раз теперь не в счет. На радостях, что все так по-хорошему сложилось, Челинса чуть не забыла о своей племяннице. Если б не услышала горестный вопль: «Глименда, открой!» – так бы и ушла без нее.

Заперев дом, они поскорее, пока Савдо их не увидел, скрылись в переулке, а пьяница так и топтался перед нарисованной на стене дверью, оглашая окрестности своими жалобами.

– …За кафедру приглашается досточтимый коллега Свелдон, архимаг Сокровенного Круга, с докладом о последних достижениях Светлейшей Ложи в области защиты крестьянских хозяйств от сойгрунов!

Пока Свелдон с медлительным достоинством шествовал к установленной на возвышении кафедре, сверкающей позолоченным барельефом, в зале, словно морской прибой, грохотали аплодисменты. Так полагалось. Гости могут не хлопать, а магам и амулетчикам Ложи это вменено в обязанность.