Девушка с обложки - Мэри Каммингс

— Да это на всякий случай. — Только теперь до Клодин дошло: кажется, он решил, что пистолет предназначен для него. — Это снотворное. — Повела дулом в сторону тахты. — Можешь отодвигать!

— А что там? — сдвинув брови, он кивнул на шкаф.

— Кафир.

— Что?!

— Ну, я так думаю, что это он, — объяснила Клодин. — Во всяком случае, это тот человек, который за мной гнался по крыше. И на фотографии тоже он — только там он с усами…

По мере того, как она говорила, взгляд Томми становился все более растерянным и диковатым, словно он не мог понять, что происходит. Не дослушав, он оттолкнул тахту в сторону и распахнул дверцу шкафа.

И — молча уставился на сидевшую на полу обмотанную пластиковой лентой фигуру со склоненной головой.

Клодин на секунду испугалась: не подложил ли Кафир ей напоследок свинью, не задохнулся ли в этом чертовом шкафу?! Но тут ее пленник поднял голову.

На миг ей стало жалко его — потное раскрасневшееся лицо с заклеенным ртом показалось совершенно измученным. Но лишь на миг, в следующую секунду их глаза встретились и ее опалило злобой, такой, что захотелось отшатнуться, отступить подальше от этих черных провалов.

Томми медленно и выразительно произнес короткую фразу на незнакомом языке — по интонации Клодин догадалась, что это ругательство, причем едва ли предназначенное для женских ушей. Покачал головой, закрыл дверь шкафа, потом быстро открыл ее и, взяв Кафира за плечо, нагнул вперед, проверяя, надежно ли связаны у него руки. Отпустил, еще несколько секунд смотрел на него — и закрыл дверь уже окончательно.

Взглянул на Клодин все тем же странным диковатым взором — будто пытался и все никак не мог что-то понять.

— Там — львица, — чуть нараспев, будто в ступоре, сказал он, ткнув пальцем на дверь в соседнюю комнату. — Натуральная львица.

— И львята, — добавила Клодин, слегка удивившись — сам же видел, чего вдруг спрашивает?

— Львята? М-много?

— Нет, всего два. Очень хорошенькие. Хочешь посмотреть?

— Нет-нет, я потом. Значит, там львица и львята. А тут — Кафир, — указал он на дверцу шкафа. — Поправь меня, если я не прав.

— Ну да, — подтвердила она и забеспокоилась уже всерьез: что это с ним?!

— Тут где-нибудь есть возможность разговаривать? Чтобы без… — Томми кивнул в сторону шкафа.

— Пойдем на кухню. Только задвинь его снова тахтой.

Передвинул он тахту легко, словно это была не тахта, а какой-то невесомый пуфик: раз — и она уже снова стояла вплотную к шкафу. Клодин позавидовала — ей самой эта задача далась немалыми усилиями.

Молча, не торопясь, они вышли на кухню, и тут Томми, что называется, «прорвало» — Клодин чуть не подскочила, когда он вдруг захохотал, как ненормальный.

— Господи… нет, но это в голове не укладывается… — Он стукнул кулаком по дверному косяку. — Быть того не может!

— Чего?!

— Нет, нет, нет — это уму непостижимо, уму непостижимо! — не слушая, с дурацким смехом продолжал Томми. — Ты поймала Кафира!

— Почему уму непостижимо?

— Потому что этого не может быть, просто не может быть! Кто только его не пытался достать — и наши, и французы, и ЦРУ — десятки людей были задействованы! Сотни! И такие специалисты, что ты не поверишь! А теперь он у тебя в шкафу связанный сидит. Нет, уму непостижимо! Как тебе это удалось?

— Он пришел, постучал в дверь — сказал, что он с соседней виллы. Я открыла дверь, он попытался меня схватить, и я на него натравила Сильву.

— Львицу?!

— Да. А потом выстрелила в него из этого снотворного пистолета.

— Ага. Вот так все просто. — Он покачал головой. — Натравила львицу и выстрелила.

Клодин достала из шкафчика пластиковый пакет, в который сложила «арсенал» Кафира и прочие его вещи.

— Вот, возьми. Тут его оружие и документы.

Разноцветные ромашки, изображенные на пакете, вызвали у Томми новый взрыв смеха:

— Еще и сумочка в цветочек! Сдохнуть можно!

— Да сядь, успокойся, чего ты? — тоже невольно рассмеялась она.

— Для вас мадемуазель — все, что угодно, — он с готовностью плюхнулся на стул, вытянув под столиком длинные ноги. Высыпал перед собой содержимое пакета и принялся изучать, продолжая при этом говорить: — Представляю себе рожу Крэгга, когда я ему Кафира привезу. Небось, глаза на лоб вылезут!

Взял документы, посмотрел зачем-то на свет.

— А ты на каком языке там ругался? — вспомнила Клодин.

— Когда?

Она попыталась изобразить фразу, которую Томми произнес при виде Кафира.

— А, это на валлийском. Я же тебе говорил, что я из Уэльса.

— Ты что, на валлийском умеешь говорить?

— Нет. Ну, то есть — отдельные выражения знаю, у отца нахватался. Это, помню, он сказал, когда я в десять лет трактор опрокинул.

— Трактор?! — недоверчиво переспросила она.

— Мини-трактор. Я его тогда завел, проехал метров двадцать и ненароком в яму загнал, — объяснил он; снова вскочил, подошел к окну. — А что там? — указал на светящуюся огнями соседскую лужайку.

— Соседи что-то празднуют.

— Придется подождать, пока они не закончат — не хочу, чтобы кто-нибудь заметил, как я его, связанного, вывожу. А, черт — у меня же машина на стоянке осталась!

— Возьми его «Тойоту» — слева от калитки стоит.

«Тойота» была, естественно, черная — пристрастие Кафира к этому цвету сказалось и тут. Клодин обнаружила ее, выйдя за калитку и нажав кнопку на трофейном брелке с ключами — машина послушно отозвалась, подмигнув фарами.

— Я вижу, ты все предусмотрела! — сказал Томми, возвращаясь за стол.

Она пожала плечами — а как же иначе! Он что, до сих пор считает ее беспомощной дурочкой-блондиночкой?!

— Кофе будешь? — Вспомнила, что он англичанин. — Или, может, чай?

— Нет, лучше кофе.

— А поесть не хочешь?

На самом деле есть хотелось ей — хотелось просто зверски, до боли под ложечкой. Но не ужинать же одной, когда гость только пьет кофе!

— Если у тебя найдется какая-нибудь завалявшаяся булочка, то тоже не откажусь!

— Булочек нет, но я сейчас мяса пожарю и картошки печеной сделаю, — предложила Клодин. — Или еще могу яичницу.

— О, давай все — и мясо, и картошку, и яичницу! У меня, когда я волнуюсь, всегда аппетит разыгрывается.

— А ты волнуешься?

— А что — не заметно? — усмехнулся Томми.

— Да нет…

Он действительно выглядел уже как всегда — приступ буйной веселости постепенно прошел. Хотя что она могла знать об его «всегда»? Ведь, не считая телефонных разговоров, они были знакомы всего несколько часов.