Путешествие во тьме - Джин Рис

Я подумала «Вот это ночь. Господи, что за дурацкая ночь!»

На потолке я увидела пятно. Стала смотреть на него, но оно вдруг раздвоилось. Оба пятна все время двигались, очень быстро, не пересекаясь друг с другом. Когда они разошлись примерно на шесть дюймов, то остановились и стали расти. На меня смотрели два черных глаза. Я смотрела на них. Потом я моргнула, и они опять задвигались. У кровати стоял Джо. Он проговорил:

— Не сердись на меня. Я просто пошутил.

— Я не сержусь.

Но когда он начал целовать меня, я сказала:

— Нет, не надо.

— Но почему? — спросил он.

— В другой раз, — сказала я. — «Ca sera pour un autre soir[45]». (Так говорила девушка из книжки. Какая-то девушка из какой-то книжки. Ca sera pour un autre soir).

Он помолчал немного, потом сказал:

— Почему ты общаешься с Лори? Разве ты не знаешь, что она проститутка?

— Да? — сказала я, — ну и что? Насколько я вижу, эта профессия ничуть не хуже других.

— Я не понимаю тебя, — сказал он, — ты странная, как у вас тут принято говорить.

— Господи, — сказала я, — оставь меня в покое, оставьте все меня в покое.

Что-то вырвалось из самого сердца, отчего перехватило горло и стало горячо глазам.

Джо сказал:

— Не надо плакать. Детка, знаешь, ты мне нравишься. Правда, нравишься, хотя сначала я подумал, что нет. Пойду поищу, чем тебя накрыть. В этой комнате чертовски холодно.

— Лори рассердилась?

— Ничего, переживет, — сказал он.

Я открыла глаза. Он набросил на меня стеганое одеяло. Потом положил сверху мою шубку. Я снова погрузилась в сон.

Кто-то постучал в дверь. Я встала и увидела, что снаружи стоит таз с горячей водой. Я налила ее в кувшин и стала умываться. В это время вошла Лори с платьем, перекинутым через руку.

— Давай выбираться отсюда, — сказала она.

Я надела платье. Ну и вид у меня, наверное, подумала я.

— А где Джо? — спросила я.

— Он ушел, — сказала Лори, — полчаса назад. А ты вообразила, что он будет водить нас за ручку? Он попросил передать тебе привет.

Я подумала: «Господи, что за ночь. Ну и ночка!»

Мы вышли на улицу. Казалось, на ней только одни гостиницы — «Бельвю», «Уэлком», «Корнуолл», «Сэндрингем», «Беркли», «Уэйверли»… И, разумеется, ограды с торчащими остриями.

Полисмен, стоявший на углу, пристально смотрел на нас. Это был крупный мужчина с маленьким румяным лицом. Его шлем казался огромным. Я сказала:

— Я должна поехать к тебе и забрать свое платье. Прости.

— Я разве против? Забирай, пожалуйста.

Лори остановила такси.

— Свинья! — сказала Лори, когда мы сели.

— Это я что ли?

— Вот дурочка, — сказала она, — я имею в виду этого проклятого копа.

— А я думала, ты имеешь в виду меня.

— Меня не трогает, что ты думаешь. Но учти: если ты будешь и дальше такой идиоткой, у тебя никогда ничего не выйдет. Ты не умеешь ладить с людьми. Разве это нормально — вместо того, чтобы хорошо провести время в приятной компании ты напиваешься в стельку и начинаешь скандалить по пустякам. Так себя не ведут. Кроме того, ты все время какая-то вареная, мужчины этого не любят. Хотя это не мое дело.

Мы доехали до Бернерз-стрит и поднялись наверх. Старушка встречала нас в дверях.

— Приготовить завтрак, мисс?

— Да, и налей ванну. Шевелись скорее.

Я стояла в коридоре. Она прошла в спальню и вынесла оттуда мое платье.

— Вот, возьми, и, ради всех святых, не смотри на меня так Пойдем перекусим что-нибудь.

Внезапно она поцеловала меня.

— Не обижайся, детка, я не такая уж плохая. Знаешь, я люблю тебя. Честно говоря, я тоже здорово надралась вчера. Ты, конечно, можешь притворяться непорочной девой всю оставшуюся жизнь, мне нет до этого дела. Ко мне это не имеет отношения.

— Только ничего не говори больше, у меня жутко болит голова. Имей совесть, — сказала я.

Это был первый погожий день за долгие недели. Старушка постелила белую скатерть на стол в гостиной, и на ней сияли солнечные блики. Потом она ушла в кухню — жарить бекон. Запах жареной свиной грудинки и звук воды, льющейся в ванну. И ничего больше. На сердце было пусто.

Было четыре часа пополудни, когда я вышла из дома. Я медленно шла по Оксфорд-стрит, думая о своей комнате в Кэмден-Таун и о том, как мне не хочется туда возвращаться. В витрине магазина мне на глаза попалось черное бархатное платье. На юбке спереди был разрез. Наверное, я бы неплохо в нем выглядела. Другое, с мехом вокруг шеи, напомнило мне о платье, которое было на Лори. Ее шея выглядывала из меха и казалась очень стройной и крепкой.

Наряды большинства женщин, проходивших мимо, напоминали карикатуры — безобразные карикатуры нарядов, выставленных в витринах. Когда женщины останавливались поглазеть на вещи, выражение их лиц становилось мечтательным. «Если бы мне купить вот это и это, я бы смотрелась совсем по-другому». Не теряй надежды, и ты все сможешь, на этом держится мир. И земля крутится тоже поэтому. По кусочку мечты на каждого. Очень умно придумано. Но что происходит, если у тебя больше нет мечты, если хребет сломан? Что тогда?

Не могу же я стоять и смотреть на это платье всю жизнь, подумала я. Я повернула голову — мимо медленно ехало такси. Шофер взглянул на меня, я подняла руку.

— Бёрд-стрит, дом двести двадцать семь, — сказала я шоферу.

Над дверью было два звонка. Я нажала нижний. Никто не вышел, но когда я толкнула дверь, она отворилась сама.

Я увидела коридор с лестницей, ведущей наверх. По левую руку была дверь. Я вышла на улицу и позвонила снова. Левая дверь отворилась, и старик в пенсне сказал:

— Да, мисс?

За этой дверью была контора. Я увидела шкаф с документами, стол с пишущей машинкой и множеством писем и два стула.

Я сказала:

— Я хотела бы видеть мисс Мэтьюз, мисс Этель Метьюз. Я думала, она здесь живет.

— Это наверху, — сказал старик, — вы нажали не тот звонок.

— Извините.

— Сегодня вы четвертая, — сказал он, — будьте так любезны, скажите мисс Мэтьюз, что мне это надоело, — он говорил довольно громко, — у меня есть другие дела. Я не могу весь день открывать дверь ее клиентам.

Я увидела Этель, стоявшую на площадке лестницы. Она уставилась на меня с удивлением.

— Неужели это ты?