Худшее из зол - Мартин Уэйтс

Вчера вечером пришлось здорово попотеть. Не в первый раз из оплачиваемого наблюдателя он превратился в непосредственного участника действа. Как и прежде, он получил от всего этого удовольствие, но такая жизнь начинает сказываться на здоровье. Он катится вниз, организм протестует против столь пренебрежительного к себе отношения.

Но в сущности, думал он, могло быть и хуже. Он не распространяет зловоние, которое исходит из-за неправильной работы печени и почек. И глаза не как у бешеного таракана. Он снова посмотрел на свое отражение в стекле. По крайней мере, пока.

— Привет! — Пета стояла у прилавка с кофе и пирожным в руках. Амар загнал черные мысли поглубже и зажег улыбку на лице.

Она расплатилась, подошла и села на табурет рядом. Внимательно посмотрела на него, поморщилась.

— Ты, кажется, перебрал с лосьоном после бритья.

Амар пропустил ее замечание мимо ушей.

— Как прошло вчерашнее дежурство? — спросил он готовым сорваться голосом.

— А у тебя? — задала она встречный вопрос, не спуская обеспокоенных глаз с его лица.

— Да фиг с ним, с моим. Рассказывай о своем.

Она отвела от него глаза, начала рассказывать. О том, как последовала за новеньким и за Змеенышем-Саем. О том, что у новенького была назначена встреча.

— С кем? — спросил Амар. — Клиент?

— Нет, — ответила Пета и отломила кусочек пирожного. — Хочешь попробовать? Вкуснотища!

— Премного благодарен. Никаких углеводов — только белок.

— Могу себе представить.

— Давай дальше, — вздохнул Амар.

Она рассказала, как караулила мальчишку под дождем возле гостиницы в центре, как к ней начал приставать пьяный прохожий, принявший ее за проститутку.

— Почему ты его сразу не вырубила?

— Я только собралась это сделать, но тут новенький — его, кстати, зовут Джамал — на всех парусах промчался мимо.

— Ты последовала за ним?

— Не успела. Этот козел никак не отставал. Но потом… — Она улыбнулась. — Меня спас рыцарь в сверкающих доспехах.

— Кто же это такой?

— Джо Донован. Журналист из лондонского «Геральда».

— Неужели? — улыбнулся Амар. — И как он выглядит?

— Высокий. Длинные волосы. Лет тридцать пять — тридцать шесть. Кожаная куртка, ботинки на толстой подошве. Немного похож на этого актера ковбойского вида из фильмов семидесятых годов — Сэма Эллиота. Только наш журналист без усов. — Она улыбнулась. — Боюсь, он не в твоем вкусе.

Амар состроил гримасу:

— Да уж, грубоват. И когда ты с ним встречаешься в следующий раз?

Пета пожала плечами:

— Возможно, очень скоро. Джамал, между прочим, шел на встречу именно с ним.

— Ваша встреча будет носить личный или деловой характер? — нахмурился Амар.

— Деловой. С ним, кстати, была редактор газеты Мария Беннетт.

— Какое отношение ко всему этому имеет Сай? Решил сдать своего жирного босса? Что вообще происходит?

— Пока не разобралась. Мы посидели втроем, выпили…

— Надеюсь, не спиртное?

— Нет, мамуля, успокойся. Короче, я пыталась что-нибудь из них выудить, но у меня ничего не получилось. Не колются ребята.

— Это либо очень хорошо, либо очень плохо, — вздохнул Амар.

— Я подумала то же самое. — Пета сделала глоток, нахмурилась. — Если бизнес Отца Джека заинтересовал кого-то еще и нас опередят, тогда все наши усилия пойдут прахом.

— И прощай «Найт Секьюрити».

— Именно так, — печально сказала Пета.

Под латиноамериканскую песню о любви они некоторое время наблюдали, как за стеклом бушует дождь. Позади бармены — кто громко, кто тихо — обсуждали свои подвиги накануне вечером.

— С другой стороны, — сказала Пета, поворачиваясь к Амару, — это может быть нам на руку.

Амар не перебивал.

— Вдруг их это заинтересует как сюжет для статьи. У них может не оказаться достаточно доказательств и улик. А у нас они есть.

— Что ты предлагаешь?

Лицо Петы посуровело.

— Я никому не позволю перейти нам дорогу — слишком много потрачено сил.

Амар выудил из кармана пачку счетов.

— Кстати, — сказал он, избегая смотреть ей в глаза, и передал ей бумажки, — арендная плата за следующий месяц. Офис и квартира, откуда мы ведем наблюдение. Мне вчера вечером заплатили.

Она посмотрела на счета так, словно боялась испачкаться.

— Бери.

Она со вздохом взяла бумаги и сунула в карман.

— Только бы…

— Знаю. Не волнуйся, это продлится недолго.

— Я не собираюсь распроститься с делом своей жизни теперь, когда столько всего позади. Уступать не хочу никому, будь то журналист «Геральда» или кто бы то ни было еще.

Амар кивнул, стараясь не зевать. Он чувствовал, что тело отказывается повиноваться.

— Давай еще по кофейку, — предложил он.

Пета кивнула.

Амар отправился к бару, а она уставилась в окно.

Дождь не прекращался.

Джамал лежал на кровати, прислушиваясь к шуму дождя. И думал.

Смотрел на коричневое с разводами влажное пятно прямо над головой и представлял, что это пустынный остров. Вот он садится в самолет и летит туда. К покою. К безопасности.

В доме, наверху и рядом, продолжалась жизнь, с масками и сумасшествием.

Бьющий по стеклу дождь грязными струйками стекал вниз. Решетки на окнах проржавели и кое-где погнулись. Уродливые металлические решетки. Они возвышаются над ним, запирая в клетку его сердце, держа под замком его душу.

Внутри росла тошнота, набрасывалась на него и уничтожала, как ядовитая волна на отравленном побережье.

Тоска.

Он так это называл. В такие минуты жизнь грубо вторгалась в тайный уголок его души, и он начинал видеть ее в истинном свете, без всяких прикрас.

Его снимали на улице мужчины, он мальчик-проститутка, торгующий своим телом. Таким образом он зарабатывал на жизнь. Но он не гей, не придурок и делает это исключительно ради денег. Его приятели и друзья, с которыми он жил в одном доме в Лондоне, делают то же самое. Друзья-приятели.

Первый раз это произошло с ним в детском доме. Было очень больно. Воспитанник постарше — его звали Джонсон — ночью заставил его делать ужасные вещи. В темноте. Когда все другие мальчики спали. Или делали вид, что спят. После этого Джамал побежал в туалет, где его долго выворачивало наизнанку. Из зеркала над раковиной на него смотрел насмерть перепуганный, всхлипывающий шестилетка. Потом он плакал долго-долго, пока не выплакал, как ему показалось, свое сердце. Через несколько ночей Джонсон снова заставил его делать то, чего ему совсем не хотелось. И снова его рвало в туалете. Он смотрел в зеркало. И опять долго и горько плакал.