Тихая моя родина - Сергей Юрьевич Катканов

году по его неотступным просьбам Спасо- Прилуцкий игумен Мисаил совершил его постриг в схиму с наречением имени Игнатий. Над гробницей этого молитвенника и страдальца, проведшего 32 года в темничных оковах, сразу же стали происходить многочисленные исцеления. Позднее Игнатий был причислен к лику святых. Его младший брат, Дмитрий, провел в заточении ещё 18 лет и скончался, так и не увидев свободы. Оба брата погребены в Спасском соборе Прилуцкого монастыря. Так невинные дети страдали от политических игр.

А бывали сюда помещаемы дети и не совсем невинные. В начале ХХ века в Спасо-Прилуцкий монастырь, так же, как и в другие монастыри епархии, направляли на содержание несовершеннолетних преступников. Известно, например, что здесь коротал свой дни юный негодник Николай Бобриков.

Р.Л. Адлер не помнит точно, чем их кормили тогда, помнит лишь, что еды постоянно не хватало. Ещё он помнит, что, когда сошёл снег, они искали возможность сбегать на поля соседних деревень, чтобы искать прошлогоднюю картошку. Можно себе представить вкусовые качества и разнообразие предлагаемых переселенцам блюд, если они и гнилую картошку считали за еду.

***

В мае 1930-го переселенцев начали вывозить, Адлеры попали под Нюксеницу. Высадили людей прямо в лесу, сказали: «Стройтесь, живите». И строились, и жили, и умирали очень многие. Эту семью смерть по-прежнему обходила стороной, но недреманное око НКВД ни кого не обижало недостатком внимания.

Неожиданный обыск в доме, причем не без результата. Офицер НКВД держит в руках толстую тетрадь, пробегает глазами первые страницы и кричит, обращаясь к хозяину:

— Ты что тут нагородил такое?

— Я всё, как было, написал, здесь только правда.

— Правда?! Будет тебе правда.

Дело в том, что Лаврентий Яковлевич в этой тетради изложил в стихах всю историю мытарств своей семьи. Тетрадь забрали вместе с автором стихов, семья ни когда больше не увидела своего хозяина. А вот бы заглянуть сейчас в ту тетрадку.

III. Столкнувщиеся поезда

Вы должны с сознанием собственного достоинства проводить самые жестокие и самые беспощадные мероприятия, которых потребует от вас государство.

«12 заповедей поведения немцев на Востоке».

С многострадальной Украины в начале 30-х годов XX века шли на восток поезда. Холодные вагоны, предназначенные для перевозки скота, были до отказа набиты людьми. Профессор Конквест приводит описание поезда для спецпереселенцев: «Вагоны запирали снаружи, в них было душно и почти не проникал свет. На десятерых выдавали обычно буханку хлеба и полведра жидкой похлебки в сутки. Каждый пятый пассажир умирал по дороге, особенно часто — маленькие дети. Многие из перевозимых были больны, часть женщин — беременны. Одна казачка родила в поезде. Ребенок умер, двое солдат выбросили трупик из вагона прямо на ходу».

В начале 40-х примерно такие же поезда шли с Украины теперь уже на запад, в Третий Рейх. В меморандуме нацистского центрбюро по учету восточных народов находим описание поезда, сходное с уже приведенным: «В этом поезде женщины рожали детей, выбрасываемых на ходу из окон, больные туберкулезом и венерическими болезнями ехали в общем вагоне с остальными. Умирающие лежали даже без соломенной подстилки, а мертвецов выбрасывали на насыпь железной дороги».

Эти поезда, которые ни когда не могли столкнуться в пути, столкнулись в судьбе одного человека — Веры Кирилловны Слюсенко, родившейся и жившей в Запорожской области.

Семья Слюсенко имела две коровы, две лошади, двадцать ульев. В этом, казалось бы, не было криминала, тем более что батраков не нанимали. Криминал усмотрели в том, что семья не захотела вступать в колхоз. Председателем колхоза был тогда родной брат Кирилла Слюсенко, он и стал инициатором раскулачивания. Так брат шёл на брата. Гражданская война ещё отнюдь не закончилась. Имущество отобрали, потом был поезд, идущий на восток, потом — Спасо-Прилуцкий монастырь, трехъярусные нары в стенах Спасского собора.

Спустя несколько лет после этих событий один из организаторов нацистских концлагерей писал; «Установлено, что путем постройки трехъярусных нар вместо кроватей в типовых бараках имперского трудового фронта можно поместить по 150 военнопленных». — Опоздал группенфюрер с открытием, большевики научились использовать такие нары гораздо раньше.

В монастыре остались мать с тремя детьми, в числе которых — семилетняя Bepa, их отца и деда сразу же отправили дальше, под Тотьму.

«И в дороге, и позднее, в монастыре, обращались с нами, как со скотом, — вспоминает Вера Кирилловна. — Когда сошли с поезда, и всех большой толпой загоняли в стены монастыря, мой брат потерялся, помню, как мать кричала: «Подождите, там мой сын!». В ответ её ударили прикладом. На прикладные удары вообще не скупились. А брата нашли на следующий день под монастырской стеной чуть живого…»

Так начались мучительные 2 месяца: с марта по май 1930 года. Еды не хватало, перебивались в основном за счет запасов, которые были с собой, но не у всех они были. Дети, что поменьше, целыми днями сидели на нарах. Самые маленькие из них часто разбивались насмерть, падая на каменный пол с этих высоких и шатких деревянных сооружений. Верхний храм Спасского собора ни когда не был отапливаемым. Собравшаяся на кирпичах влага постоянно капала с потолка. И полумрак. Можно себе представить, как всё это действовало на детскую психику. Да и на детский организм тоже. Среди сотен детей, умерших в монастырских стенах, был трехлетний брат Веры Кирилловны.

Хоронили, по словам В.К. Слюсенко, под монастырской стеной. А многие нашли смерть в реке Вологде. В марте, когда ещё стоял лёд, ходили на реку за водой. Возвращались не все, иные предпочитали броситься в прорубь. Беспросветность настоящего и мрак будущего толкали к тому, чтобы разом решить все проблемы, Потом из Москвы приехал какой-то важный чин и разрешил родственникам, оставшимся на воле, забирать детей младше 15 лет. Веру забрала тетя, увезла обратно на Украину. Дочери раскулаченного постоянно приходилось испытывать обиды и унижения. Потом был 1941 год.

«На Украине немцы страшно свирепствовали, — вспоминает В.К. Слюсенко, — жгли дома, убивали скотину, стреляли людей. А скольких в Германию отправили! Оттуда мало кто вернулся. И я несколько раз попадала в списки для отправки, в конце концов этого не удалось избежать. Но по пути охранники перепились, и я убежала с поезда».

Так поезд с конвоем второй раз вошёл в жизнь молодой украинки, за всю свою жизнь не совершившей ни какого преступления.

«Очень долго скрывалась, обратно к тете идти было нельзя, всю семью могли расстрелять. Наконец решила пойти к своему крестному отцу Ф. И. Сулеменко, который служил немцам, используя эту возможность для того, чтобы спасать своих земляков. Рискуя головой, он, например, прятал у