Стукач - Олег Вихлянцев

Думая-гадая, Лелик заметил, что с койки рядом поднялся Кешка Монахов и пересел ближе, на табурет, приставленный к его кровати. Что они с Барсуком задумали?

– Ты мозгами-то шевели, дядь Лень, – доброжелательно произнес Монах. – Не заставляй брать грех на душу.

– Правильно Монах базлает, – поддержал его Барсук. – Давай-ка, гражданин Прибаев, чтоб без приговора, самостоятельно. Что делать – знаешь. Не нам тебя учить.

Что теперь делать, Лелик знал. Ждать помощи не от кого. Воры – и те, что сейчас на воле, и обитатели соседних бараков – его не поддержат. Барсук наверняка выложил перед ними все карты, и крыть Прибаеву нечем. Его колода засвечена крапленой. А за шулерство полагается наказание. Но карточное мошенничество – детская шалость против того, что он творил все эти годы. Стукачество – самый тяжкий грех перед воровским законом – карается смертью.

Плевать. Жизнь прожита. И прожита она так, как было написано на роду сыну проститутки и питерского карманника, – в зоне. Жаль только, что в последние годы сломался перед легавыми.

– Так как? – продолжал проявлять завидное терпение Барсук. – Ты сам или у корешей помощи попросишь?

– Сам, – тряхнул головой Лелик.

Он медленно поднялся на подкашивающихся ногах и неверной походкой двинулся к выходу из барака. На мгновение остановился перед дверью, обитой войлоком, и оглянулся. Зеки молча смотрели ему вслед. Никто не проронил ни звука. Все понимали, куда и зачем идет старый вор, жалкий шакал, умело напяливший на себя шкуру матерого волка, которую и потерял в одночасье.

Лелик толкнул перед собой дверь и вышел.

– Шнырь! Шуруп! Котёл! Зяблик! – выкрикнул Барсук. – Пошли по баракам!

Четверо из приблатненных соскочили с коек и метнулись выполнять приказание. Они знали, что теперь предстоит делать. Еще в промзоне, перед самым возвращением с работ в лагерь, Барсук распределил обязанности каждого.

Особая роль была отведена Кешке Монахову, авторитет которого в зоне рос как на дрожжах…

* * *

– Ну что они там телятся? – Подполковник Загниборода нервно расхаживал по своему кабинету и курил папиросы одну за другой.

Кроме него здесь находились начальник оперчасти, командир батальона охраны, замполит исправительно-трудового учреждения и командир оперативного полка внутренних войск, личный состав которого был сейчас за заборами лагеря в состоянии боевой готовности номер один.

– Не переживайте! – сочным басом подал голос командир оперативного полка, двухметровый громила в форме полковника внутренней службы. – Мои орлы по первой команде войдут в зону и… покажут им кузькину мать! – применил он излюбленное выражение скинутого с поста чуть более полугода назад Никиты Сергеевича Хрущева.

– Не нравится мне эта затея, товарищи коммунисты, – вставил фразу замполит.

– П-ф! – не сдержался начальник оперчасти.

– А вы не смейтесь, товарищ капитан! – повысил голос политработник. – Получается так, что мы провоцируем осужденньис на бунт. Это своего рода подлог. Таким образом мы наглядно демонстрируем свою неспособность решать проблемы в законном порядке!

– Разница лишь в том, – решительно заявил начальник колонии, – что ваши обязанности ограничиваются выпусками стенгазеты и смотрами художественной самодеятельности. А нам приходится со всем этим дерьмом работать непосредственно. Это вы их по головке гладите! А они всем нам на шею норовят влезть!

– Вы забываетесь, товарищ подполковник! – взвился замполит. – Пункт «О руководящей роли коммунистической партии» еще никто из Устава КПСС не извлекал!

– Вот и руководите!.. – потерял терпение Загниборода. – Педерастами из «петушатника»! От них хоть вреда никакого! А Леликами и Барсуками мы будем руководить!

– Вы… Мы… Я… – захлебнулся в негодовании замполит. – На парткомиссию!..

– Пошел ты в жопу! – вылетело у Загаибороды против его воли, и замполит закашлялся, давясь водой из графина. – Я дал команду часовым и караулу, чтобы стреляли поверх голов, – сообщил Загниборода присутствующим. – Пусть зеки разойдутся как следует.

– Это может быть опасным, – предположил начальник оперчасти. – Потопчут они солдатиков наших.

– Думаю, не успеют, – пробасил командир полка. – Мои не дадут.

– Успеют-успеют! – визгливо оживился замполит. – Вот тогда и отчитаетесь за неоправданные потери! Все! – Политработник грохнул графином о стол, тот разбился. Во все стороны хлестанули осколки стекла и брызги воды. – Я в этом безобразии участия принимать не собираюсь! Немедленно докладываю в политуправление округа!

– Да хоть в ЦК КПСС! – ответил ему Загниборода.

Он ничуть не переживал, потому что действовал по прямому и официальному указанию спецслужбы МВД СССР. Приказ был под грифом «Совершенно секретно» и касался лишь узкого круга задействованных должностных лиц и подразделений. Ну а поскольку агитацию и пропаганду среди осужденных в ходе намеченного бунта никто проводить не собирался, то и замполита в тонкости операции не посвящали. Перетопчется.

– Я вот что скажу, товарищи, – продолжил начальник колонии. – В ходе проведения мероприятия потери неизбежны. И нужно быть к этому готовым. Войны без потерь не бывает. А мы с вами сейчас вступаем в войну с уголовным миром. Мы не должны допустить, чтобы воровские авторитеты крепли. Вокруг них уже начинают сколачиваться устойчивые преступные группы – прекрасно организованные и подготовленные…

– Да бросьте! – махнул рукой командир оперативного полка. – Мы живем в шестидесятые годы двадцатого века, а не в средневековье. И страна наша – Советский Союз, а не какие-то там Италии и Америки…

– Правильно! – с жаром подхватил начальник оперчасти, молодой капитан. – Это у них там, при капитализме, разгул преступности и мафия. Нельзя сравнивать забитых и недалеких капиталистов с нашим народом.

– Кого вы называете народом? – спросил Загниборода. – Зеков?

– А хоть бы их! Они, между прочим, тоже воспитывались в нашем обществе.

– Послушайте меня, капитан, – почти поотечески обратился к нему подполковник. – Не пройдет двадцати-тридцати лет, как эти, – он кивнул через окно в сторону жилой зоны, – наступят нам на горло. У них будет власть, оружие, деньги. У них будет все. А мы с вами как мотаем на ноги вонючие портянки, так и будем продолжать их мотать. Если, конечно, не задавим их сегодня.

– Ну-у! Тридцать лет! Вы скажете тоже! – развел руки начальник оперчасти. – Через тридцать лет, может, вообще не будет воров. Это ж какой год вы предрекаете? Девяносто пятый? Ха! Спросите замполита. Он вам скажет, что к девяносто пятому в стране коммунизм будет!

Бестолковый в общем-то треп был прерван дребезжанием «полевика»[58].