Смерть тоже ошибается... - Фредерик Браун

Эстель схватила меня за руку:

— Давай немного подождем, Эдди! Наверняка я белая, как простыня, — как ты, когда увидел то, что показалось в окне фургона. И меня всю трясет. Те полпинты, что ты купил в закусочной, у тебя с собой?

— Боже мой! — воскликнул я. — Совсем про них забыл! Мне бы не помешал глоток, когда я играл в гуля. Да и сейчас не помешает.

На секунду я повернул фонарик в сторону Эстель. Она не преувеличивала. Ее лицо и впрямь было белым как мел и она вся дрожала. В лесу Эстель, наверное, испугалась больше, чем я, но все-таки кое-как держала себя в руках.

Теперь, когда мы вышли из леса, завершив наше жутковатое дело, и увидели ярмарочные огни, Эстель не выдержала. Прежде чем идти обратно, ей нужно было время, чтобы успокоиться.

— Конечно, — кивнул я. — Выпьем и передохнем минутку.

Я снял плащ и расстелил его на траве, чтобы мы могли сесть, затем убрал фонарик в карман и достал бутылку. Я открыл ее и передал Эстель. Она выпила и вернула бутылку мне. Это был хороший сорт, пить его было гораздо легче и приятнее, чем виски Кэри. Я почувствовал, как в горле и в груди разливается тепло.

— Не будь свиньей, Эдди, — сказала Эстель. — Оставь мне немного. Мне холодно.

Она слегка дрожала, и я обнял ее, передавая ей бутылку. Эстель прижалась ко мне и промолвила:

— Ты хороший и теплый, Эдди. Но помни: никаких приставаний.

— Никаких!

Мне было приятно сидеть там, в тишине и темноте, смотреть на ярмарочные огни и ни о чем не волноваться. Только в голове крутилась одна мысль: «Боже мой, как жаль, что со мной сейчас не Рита». Я начал считать, сколько дней я уже жду, но не успел закончить, когда Эстель вернула мне бутылку. Мы допили ее не торопясь, потому что спешить было некуда. Эстель вздохнула:

— Мне уже лучше, Эдди. Чувствую себя прекрасно.

— Хочешь пойти домой?

— А ты?

— Нет.

— Я тоже.

В темноте лицо Эстель напоминало белое пятно. Оно было совсем близко от моего. Ее тело казалось таким теплым рядом с моим. Я подумал: «К черту “без приставаний”!» — и поцеловал ее. Поцелуй получился долгим. Потом она прошептала:

— Эдди, почему бы тебе не представить, что я Рита?

Я как раз об этом и думал, но возразил:

— Это было бы несправедливо по отношению к тебе, Эстель.

— Почему, Эдди? Это ведь ничего не значит, правда? Ну просто… для развлечения.

Об этом я тоже только что думал.

Когда я проснулся утром, дядя Эм сидел на краю койки и натягивал носки. На лице у него застыло сосредоточенное, настороженное выражение, ничего общего с тем сонным видом, который обычно бывает у только что проснувшихся людей. Я резко сел. Он бросил на меня взгляд и сказал:

— Что-то не так, Эд. Чувствуешь? Прислушайся.

Я открыл рот, чтобы спросить, что он имеет в виду, но быстро закрыл его и прислушался. Может, от дядиных слов у меня разыгралось воображение, но что-то действительно показалось мне другим. Я не мог понять, что именно.

В воздухе тоже ощущалась какая-то перемена, чувство подавляемого волнения с небольшой примесью страха, как в тот момент, когда после молнии ожидаешь раскат грома. Или это напоминало то чувство, какое возникает, когда кто-то собирается тебе что-то сказать и ты видишь по его лицу, что это плохие новости, но пока не знаешь, в чем дело, и ждешь, когда он заговорит.

С тех пор я часто размышлял, почувствовал ли бы я что-нибудь, если бы дядя Эм своим вопросом, своим поведением и поспешностью, с которой он одевался, не навел меня на эти мысли.

Очередное убийство — такова была моя первая внятная мысль. А вслед за ней: кто? Но гадать не было никакого смысла. Я вскочил с койки и начал одеваться еще быстрее, чем дядя Эм. Обогнать я его не сумел, слишком большая у него была фора. Но мы оделись одновременно, вместе вышли из палатки и направились на аллею.

На площадке было темно от копов. Так мне сначала показалось. Приглядевшись, я сообразил, что их там не больше двенадцати, а пересчитав, обнаружил всего шестерых. Они разбились на три группы по двое, и двигались в нашу сторону, по нашей стороне аллеи. Все они говорили с циркачами. Некоторые держали в руках открытые блокноты.

Я выбрался на аллею и осмотрелся. В основном толпа собралась возле танцевального шоу. Там были мужчины и девушки-мулатки из танцевального шоу и несколько белых циркачей. Где-то среди них плакала женщина.

Я направился в ту сторону, и тут меня кто-то окликнул:

— Эй, подожди-ка!

Я остановился и оглянулся. Это был один из копов. Он шагал в мою сторону.

— Мы уже записали твое имя? — спросил он.

— Нет, — ответил я. — Что случилось?

К нам подошел дядя Эм, а также второй коп из этой пары. Циркач, с которым они беседовали, двинулся по аллее в направлении входа. Первый коп держал в руках блокнот и карандаш.

— Имя?

— Эд Хантер. А в чем дело?

— Ты из цирка?

Я кивнул:

— В чем дело-то? Что произошло?

Он молча принялся записывать мое имя в блокнот. Затем поднял голову и спросил:

— Из какого ты шоу?

Дядя Эм, который уже стоял рядом со мной, толкнул меня локтем, давая понять, что мне лучше помалкивать.

— Он работает со мной, офицер, — объяснил он. — Мой племянник. Мы держим призовой аттракцион. И готовы отвечать на любые ваши вопросы, но нам, ясное дело, до смерти любопытно узнать, что произошло. Мы только что проснулись. Если между вопросами вы сообщите нам, в чем дело, это сэкономит время и вам, и нам. К тому же вы сделаете нам одолжение. Не нужно подробностей, хватит одной фразы. Кроме того, сможем более внятно ответить на ваши вопросы.

Коп улыбнулся и сказал:

— Вчера ночью убили мальчишку-негритенка по имени Букер Т. Брент. Так, а тебя как зовут?

Дядя Эм назвал свое имя, и коп записал его.

— Ладно, расспросим вас обоих вместе, — произнес он. — Кто-нибудь из вас покидал территорию цирка прошлой ночью после полуночи?

Дядя Эм покачал головой. Я тоже собирался ответить «нет», но потом передумал и произнес:

— Я находился в квартале отсюда, в закусочной по дороге к городу.

— «Фелтнерс»?

Я сказал, что не обратил внимания на ее название, но расположена она в квартале к северу от входа в цирк.

— В какое время? — спросил полицейский.

— Точно не помню, но после двенадцати часов. Примерно между двенадцатью и часом. Мы пробыли там полчаса, а затем вернулись на площадку.

Он поинтересовался, кто был со мной, и я сообщил ему.