Слово Оберона - Марина и Сергей Дяченко

Мы остановились в тёмном коридоре. Посох подрагивал, обещая опасность тут и там. Пахло дымом, пылью и немытыми людьми.

— Бассейн, — сказала я. — Ну хоть бочку с водой. Ну хоть ведёрко. Где взять?

Уйма покосился и ничего не ответил.

— Если вас поймает ночная стража, — сказал Максимилиан, — к утру виселицы перед замком будут заняты.

— Почему это «вас»? — удивился Уйма. — Нас, так точнее.

Я покрепче зажмурила глаза. Представила себе воду. Много воды. Наш класс выстроился вдоль кромки бассейна, у Ритки новый купальник…

Нет, не так. Надо вспомнить Оберона, Что сделал бы в такой ситуации Оберон?

Посох нагрелся под моими руками. Я представила, как вхожу в ванную, поворачиваю кран… Посох дёрнулся. Из навершия сперва тонкой струйкой, потом всё сильнее и сильнее забила вода.

Очень долго мы ничего не делали — просто стояли и смотрели на это чудо. С еле слышным шипением вода поднималась к потолку, рассыпалась грибом-фонтаном и мелким дождём стучала по плитам. Текла по каменному полу, проваливалась вниз сквозь решётку водостока и исчезала из глаз.

Она была тёплая.

* * *

Вряд ли в этом коридоре кто-то когда-то брызгался водой. Вряд ли кто-то гонял туда и сюда по мокрому полу, чтобы обдать противника тёплым фонтаном. Полуголые, в мокрых рубашках, мы с Максимилианом вели себя, как два малолетних дурачка. Уйма исподлобья наблюдал за нами, но резвиться не мешал: почему бы не побаловаться, вырвавшись из лап лютой смерти?

Это, конечно, глупо, но игра с водой в подвалах Принца-деспота подарила мне замечательные, счастливые минуты. Доживу до старости — буду вспоминать, честное слово. Мы справились, мы вырвались, я показала себя настоящим магом и заново поверила в себя. Чего мне бояться? Я всё могу! Я могу летать. Я могу вызывать огонь и воду. Я могу лечить раны…

Вспомнив о ране Уймы, я перестала брызгаться и скакать. Перехватив посох левой рукой, подошла к людоеду и сухим «врачебным» голосом приказала сесть на пол. Вспомнила уроки Оберона — и заодно школьные схемы, показывающие устройство кожи. Уйма удивлённо следил за моими руками.

Края его раны сошлись, оставив багровый шрам. Со шрамом я, как ни билась, ничего не могла поделать. Людоеду, впрочем, на косметические тонкости наплевать: шрамом больше, шрамом меньше…

— Хорошо, — с удивлением сказал мой пациент, ощупывая рубец. — Спасибо.

Сзади подошёл Максимилиан. Он был мокрый и тяжело дышал. Смотрел на меня каким-то новым, уважительным взглядом. Мы с Уймой спасли его от ужасной участи, напомнила я себе. И улыбнулась некроманту во весь рот.

Тот ответил осторожной улыбкой.

Теперь главой экспедиции была я. Мы пробирались вперёд, полагаясь только на мой посох. Опасность справа! — обойдём. Опасность слева! — обойдём. Опасность прямо! — отступим.

Замок деспота не походил на другие замки ни снаружи, ни изнутри. Всё здесь пришло в упадок, всё было замусорено и заброшено, но истинный вид этих коридоров и комнат проявлялся то там, то здесь. Похоже, сумасшедший архитектор строил одновременно жилище и могилу и никак не мог решить, что же ему всё-таки нужно — дворец или камера пыток.

Любое помещение делилось на две части — в одной высокий потолок, в другой очень низкий. В одной сохранились мозаики, роспись, барельефы и каменные цветы. В другой на покрытых копотью стенах имелись вмурованные кольца, а на полу — высеченные в камне канавки. Всё это было завалено кучами хлама, горами ржавого железа, пыльными пустыми котлами и гнилыми бочками (мы пробирались, похоже, по свалке-кладовой), но странность этого места всё равно бросалась в глаза.

— Проще простого, — вполголоса рассуждал Уйма. — Я, допустим, великий воитель, поймал врага, и что мне с ним делать? В подземелье? Нет, пусть живёт рядышком и мучается. И при этом пусть смотрит, как мне хорошо. А я буду смотреть, как ему плохо. Вот это я понимаю — мудрость.

— А если ты — тот самый враг, которого поймал великий воитель?

Уйма снисходительно усмехнулся:

— Такие враги, как я, не попадаются, девочка… Эй, а где некромант?

Я огляделась. Максимилиан только что был здесь, шёл за мной, не отставая ни на шаг, ныл, разминая опухшие руки, сопел, спотыкался и стучал зубами от страха. А теперь его след простыл. Мы с Уймой стояли у подножия винтовой лестницы, на перекрёстке нескольких коридоров. Пустые коричневые тоннели вели в темноту.

— Упустили, — сказал Уйма. — Жди теперь беды.

Я поводила посохом, как антенной. В одном из коридоров таяла, растворяясь, слабая опасность.

Секунда — и нет её.

— Может, к лучшему? — спросила я с надеждой.

Уйма вперил в меня жёлтые круглые гляделки. Почесал щетину на подбородке:

— И как ты жива до сих пор, такая доверчивая?

Я насупилась. В голосе людоеда слышалась искренняя печаль.

* * *

Предутренний час — самое время для разбойного нападения.

Военный совет, который мы с Уймой держали неподалёку от покоев Принца-деспота (из норы, где мы затаились, видно было, как сменяется у входа стража), прошёл очень быстро и закончился моим полным поражением.

— Значит, постучать? — вопрошал людоед своим страшным свистящим шёпотом. — Здрасьте, извините, мы послы из-за Печати?

— Но мы в самом деле…

— Силу он уважает! Силу, и только. Если бы у нас было войско, чтобы штурмовать этот замок, взять его, разграбить и спалить…

— Но у нас ведь нету войска.

— Пошли, — Уйма расправил плечи. — Иди за мной, королевский маг. Если нам погибнуть — моё обещание Гарольду сломается. Придётся целую вечность гонять языком соль по желобам.

— Там уже нет никакой соли!

— Это шутка, — Уйма печально вздохнул. — Готовь свой посох, королевский маг. Пойдём к принцу свататься.

* * *

— Доброе утро, Принц-деспот!

Опочивальня принца была обставлена по-солдатски просто — койка, умывальник, табуретка, низкий стол. Стражники лежали за дверями, оглушённые. В руках Уймы пыхтел начальник стражи: людоед приставил к горлу начальника его же собственный длинный нож.

На кровати, в ворохе серых простыней, кто-то шевельнулся. Сел. Посох задрожал в моих руках: я впервые лицом к лицу встретилась с Принцем-деспотом.

Он был ещё совсем не старый. Чёрноволосый. Чисто выбритый. Скуластый. На лице его лежал фигурный загар — кожа вокруг глаз, вокруг губ и на подбородке темнела бронзой. Лоб и щёки оставались незагорелыми, бело-розовыми со сна. Что это с ним?