Гарсоньерка - Элен Гремийон

– На самом деле я к стойке села только потому что уходила из дома в спешке, не взяв сумки, и подумала, что у стойки ты не откажешься угостить меня чашечкой кофе. Как видишь, выводы, которые ты делаешь, не всегда оказываются правильными.

Ева Мария не говорит Франсиско, что отсюда она могла видеть окно Лисандры, а со своего обычного места – нет. Ева Мария не говорит ему, что хотела посмотреть, готовятся ли полицейские к завтрашнему следственному эксперименту. Интересно, какой он из себя, этот комиссар Перес?.. Ева Мария выходит из бара. Оборачивается. Бросает последний взгляд на Франсиско, сметающего в кучку осколки. Не стоило так на него наезжать, она слишком далеко зашла, но Франсиско раздражает ее своей уверенностью, своей упертостью, ей захотелось его проучить, доказать, что любой может выглядеть преступником – достаточно проявить легкую недобросовестность. Но она прекрасно знает, что он невиновен. Она хорошо относится к Франсиско. С самого начала. Она ему сочувствует и жалеет его. Жизнь на мгновение вознесла его – и тут же все отняла. Ева Мария знает, что Франсиско не убивал Лисандру. Подолгу мусолить одно и то же – вот это в его характере, а грубость ему несвойственна, он никогда не оправится от того, что с ним случилось, но он никогда не смог бы вытолкнуть Лисандру в окно. Все, на что Франсиско сейчас способен, – превратить свое горе в ненависть к Витторио, убедить себя в том, что Лисандру убил он. Одна уверенность против другой – так уж устроен мир. Ева Мария влезает на велосипед. Поднимает глаза к окну. За ним темнота. Всегда надо возвращаться в исходную точку. Чтобы понять, как поступить – остановиться или двигаться дальше. Ева Мария не может бросить Витторио.

Ева Мария закуривает. Того, что наговорил Франсиско, не придумаешь. У нее в руках оказался очень важный элемент расследования, и Витторио ничего об этом не знал, иначе рассказал бы ей. Полицейские, одержимые уверенностью в том, что виновен Витторио, хотят замять историю с любовником, они не желают обременять себя свидетельством, благодаря которому могло бы зародиться сомнение, и потом, у этого, так сказать, любовника есть алиби, вот и нечего делать из мухи слона. Или же – да, скорее всего, именно так и есть – они приберегают ее для суда, эту историю с любовником, это их главный козырь, и они намерены выложить козырную карту как можно позже, чтобы не дать Витторио времени подготовить защиту. У Лисандры – тогда или раньше – был любовник, доктор Пюиг об этом знал и убил ее из ревности. Примитивно, что верно, то верно, но такое случается слишком часто и потому выглядит убедительно. Этот комиссар Перес. Соседка. И вот теперь – Франсиско. Ей противны все эти люди, которые по каким-то своим причинам, открещиваясь от какого-то собственного несчастья, хотят свалить все на Витторио. Ева Мария вдруг представила себе, как небрежно комиссар Перес осматривал место преступления, – конечно же, он, заранее убежденный в виновности Витторио, и не пытался взглянуть на вещи с другой точки зрения. Она должна сообщить адвокату Витторио насчет Франсиско, обязательно надо ему позвонить. Мэтр… как же его? Мэтр… э-э… Ева Мария лупит кулаком об стену. Она никак не может вспомнить. Звук этого незнакомого голоса, категоричность тона ее сбили, она была сосредоточена на предмете разговора и не запомнила имени адвоката, неожиданность стала для памяти препятствием. И страх тоже. Всякий раз, услышав по телефону незнакомый голос, она боялась, что сейчас ей скажут: нашли тело Стеллы. Ева Мария выдвигает ящик письменного стола. Зеленая папка: «Его адвокат…», «Адвокат Витторио Пюига…», «Его адвокат…», фамилия адвоката в вырезках из газет не встретилась ни разу. Ева Мария закрывает папку, задвигает ящик, придется ей ждать следующего свидания, она сможет узнать только через пять дней. Ева Мария курит. Франсиско и Лисандра, Лисандра и Франсиско, она уверена, что эта измена не является ключом к убийству Лисандры, ее можно считать в крайнем случае симптомом, но никак не ключом. А Ева Мария ищет ключ. Убийцу. Ева Мария берет со стола очки. Открывает блокнот. Внимательно перечитывает.

открытая дверь в квартиру

громкая музыка в гостиной

открытое окно гостиной

опрокинутые кресла

упавшая лампа

разлитая вода

разбитая фигурка (фарфоровый котенок)

бутылка вина

два разбитых бокала

лежала на спине

голова повернута в сторону

ледяной лоб, струйка крови

глаза открытые, припухшие

Ева Мария качает головой. Переворачивает страницу.

в красивом платье

туфли на высоких каблуках

Ева Мария кивает. И подчеркивает.

в красивом платье

туфли на высоких каблуках

Лисандра, бесспорно, собиралась кого-то соблазнить. Редко кто наряжается только ради себя. Так кого же она хотела соблазнить в тот вечер? Любовника? Ева Мария раздевается. Ныряет в постель. Кладет рядом с собой блокнотик. И пытается представить себе, что происходит в душе неверной жены. А что, если Лисандра пригласила своего последнего любовника домой, решив изменить мужу в их собственной квартире, на их собственном комоде, на их собственном полу, в их собственном туалете, в их собственной постели? Потому и бутылка белого вина и два бокала, потому и танго, способствующее романтическим объятиям. А что, если с этим человеком все пошло не так, как надо? Потому и слишком громкое танго, звуковое прикрытие ссоры со смертельным исходом. Не всегда удается выбрать любовника с такими душевными качествами, как у Франсиско. Он хороший парень, Франсиско, Ева Мария это знает, и все знают. С ним Лисандра не промахнулась, он был самым подходящим человеком для того, что она хотела делать, если, конечно, Ева Мария правильно поняла, что она хотела с ним делать. Ева Мария вспоминает руки Франсиско – как они складывали тряпку, как перетирали стаканы. Может быть, его руки Лисандру и заворожили? Ева Мария может это понять. Они по-настоящему мужские, но в то же время легкие, ловкие, проворные… Ева Мария представляет себе, как эти руки ложатся на ее груди и зад, как эти пальцы проникают всюду, куда она позволит… Франсиско хороший парень, но не все мужчины такие спокойные и такие добрые, бывают вулканы опасные, а бывают совсем не опасные. Может быть, преемник Франсиско оказался еще более непослушным, чем он сам, одни остаются в комнате для того, чтобы сделать пылкое признание, а другие – чтобы от ярости и досады выбросить в окно, стрелка страсти может метаться между этими значениями. С другим Лисандра могла промахнуться, что, если ее выбор пал на серый вулкан[23], из числа самых опасных, на такого, кто не стерпел, что Лисандра постоянно распоряжается его жизнью и его членом, и убил ее? Психи могут свести с ума. Франсиско прав. Была ли Лисандра нимфоманкой? Ева Мария пытается представить себе, что происходит в душе неверной жены. Она-то сама ни разу мужу не изменила, она-то сама никогда особенно этим делом не увлекалась, впрочем, после гибели Стеллы это перестало для нее существовать, постель служит только для того, чтобы спать, а мужчина – вообще ни для чего, во всяком случае, не для этого. Бывает сексуальность до и сексуальность после смерти ребенка, мертвый ребенок возвращается в живые переплетающиеся тела родителей и навязывает им мучительные воспоминания о зачатии их умершего сокровища, мучительные воспоминания повторяются, закрепляются и оборачиваются воздержанием. Во всяком случае, именно так произошло с ней. Зачем снова проходить этот скорбный путь? Ева Мария ворочается и ворочается в постели с боку на бок. Поза, которая со спины выглядит особенно вызывающей, задранная юбка, оттопыренный зад… Что означала эта неизменность мизансцен, что означали эти затверженные раз и навсегда соития, эти запрограммированные, искусственные соития? Нет, это не просто измена. Может, Лисандра и была нимфоманкой, но дело не только в этом, за этим крылось что-то еще. И наверное, куда важнее понять, почему Лисандра изменяла мужу, чем выяснить с кем. Не изменяла ли она ему самым пошлым образом из-за того, что чего-то больше с ним делать не могла? Не решалась? Сила привычки, груз повседневности раздавили хрупкое эротическое настроение. Задранная над голым задом юбка. Мужа так не встречают. С чего это ты в таком виде? – спросил бы муж, войдя в квартиру с портфелем в одной руке и хлебом в другой… Быт, взявший в тиски, возобладавший над обещанным жизнью великолепием, тут уж сникшей жене и впрямь только и останется, что поправить юбку, засучить рукава и готовить ужин… Она раскраснеется, но не от жара плиты, а от обиды на окатившего ее холодом мужа. Его потребности сосредоточены выше пояса, а у Лисандры ниже пояса плакала обделенная щелка. Заведи любовника. Заведи любовника. Хорошо, допустим. Но не так все просто. А эта история с духами? Должно же это что-то означать, Лисандра ведь не случайно потребовала, чтобы Франсиско брызгался духами Витторио? Нет, это точно не случайность. Тогда что? Нечто символическое и, должно быть, страшно важное для нее. Внезапно Еву Марию осеняет: а что, если Витторио импотент? Ева Мария никогда не говорила с ним о сексуальности, а жаль, теперь она могла бы припомнить, какие советы он ей давал, и попытаться найти в них разгадку, посмотреть, не проглядывают ли в его словах бессилие, неудовлетворенность… В таком случае он не рассказал ей о неверности жены, чтобы себя не выдать. А что, если Витторио не просто знал о ее неверности, но они все решали вместе? Выбирали гостиницы, любовников, определяли границы, за которые нельзя выходить, и предельно допустимое число встреч с каждым любовником-заместителем, продумывали жесты, тогда и запах объясняется тем же: она требовала от любовников, чтобы они душились именно так, желая полнее чувствовать себя с Витторио. И глаза закрывала для того же. Нет, это невозможно! Витторио сказал бы Еве Марии об этом, он тотчас заподозрил бы здесь связь с убийством, тогда он бы все ей рассказал: он, как все мужчины, больше дорожит своей свободой, чем гордостью самца… Значит, он и сам об этом ничего не знал. Но тогда что? Іде искать истину? А может, в поисках истины не надо цепляться за Витторио, а просто идти дальше? Вдруг им самим управляла Лисандра? Может быть, он и сам душился по ее просьбе. Может быть, Лисандра подарила ему этот одеколон на Рождество или день рождения и за этим подарком уже скрывалось желание отыскать некий потерянный рай. Ключ к трагедии мог быть скрыт не в после-Витторио, а в до-Витторио. Что, если за всем этим стоит, например, человек, которого она так горько оплакивала в кабинете Витторио в день их первой встречи? Этот Игнасио. Но как его найти? Еве Марии кажется, будто в голове у нее выросло дерево и на этом дереве без конца раскрываются почки подозрения – все ценные, но все негодные… Хотя не исключено, что ничего даже и похожего не было. Своенравная и наделенная богатым воображением Лисандра решила воплотить в жизнь свои мечты об идеальном сексе, придумала план, выстроила по порядку все, что ей нравилось, так, как ей нравилось. Создать любовную хореографию – мысль, должно быть, для танцовщицы заманчивая. А что, если ее возбуждало повторение, если эротика была неразделимо связана с привычкой? Нет, что-то Еве Марии подсказывало, что и это предположение неверно. За привычки никто на свете так не держится. Эротика требует в том числе и неожиданности. Сунув руку между ног, Ева Мария чувствует тепло, какого давно уже не ощущала. Сегодня вечером, лежа в своей постели, она испытывает желание. Перед ней встает картинка. Но, может быть, она сама ее вызвала? Никогда ведь не поймешь, воображение нам что-то подсовывает или это мы им распоряжаемся. Ева Мария на несколько секунд замирает. Слегка удивленная. Слегка застыдившаяся. Вот уж чего от себя не ожидала, так это мыслей о нем! И говорит себе, что это, несомненно, часть игры – в конце концов, не имеет такого уж значения, он или кто другой. И краснеет, держа руку между ног. Ева Мария ничего не чувствует. Ее чувства куда-то подевались. Ева Мария давным-давно не испытывала оргазма. Она поворачивается на бок. Ева Мария давным-давно так быстро не засыпала.