Марлен Дитрих - К. У. Гортнер

Как-то, когда мы с ней вместе работали на вечернем представлении, я пожаловалась, что получаю меньше чаевых, чем другие девушки.

– А чего ты ожидала? – ответила Камилла. – У тебя вид как у школьницы. Ни один клиент не хочет давать на чай своей доченьке.

Я была настолько огорчена, что начала подражать ее стилю: носила облезлые боа поверх полупрозрачных блузок и не надевала ни лифчика, ни трусов, чтобы платья облегали мои формы. Я даже стала пользоваться моноклем, как старый генерал, ведь Камилла уверяла меня, что так я выгляжу более декадентски.

– Ты становишься похожей на трансвестита, – сказала Герда. – Ты не обязана слушаться ее во всем. Камилла не красавица. А вот ты – да.

Но красоты было недостаточно. Одна только красота заставляла меня страдать от судорог в ногах и хромать, как инвалид, после ежевечерних танцевальных выступлений в ревю.

– Мне нужно попасть в академию, – говорила я Герде. – Это мой единственный шанс. Если я не начну играть на сцене в ближайшее время, то могу сломать ногу. И тогда тебе придется пристрелить меня, как хромую кобылу, и разделать на прокорм Оскару и Фанни.

Герда выбирала для меня серьезные роли. Сама она была начитанна и требовала, чтобы я заучивала отрывки из Шекспира и Гёте. Я не была уверена, что эти роли подходят для меня, однако запоминала каждую строчку и выслушивала стаккато замечаний от преподавателя, который заявил, что я шепелявлю и у меня плохая осанка, чтобы играть Дездемону.

– Вы очень привлекательны внешне, – сказал он, – но заметного таланта у вас нет.

Такие речи я уже слышала и теперь стала к ним нечувствительна. Может, у меня и не было таланта и шансов развить его в себе, но я выбрала эту дорогу и не собиралась останавливаться, пока все до единого театры в Берлине не захлопнут двери перед моим носом.

Незадолго до своего двадцатидвухлетия я проходила прослушивание для поступления в академию Рейнхардта. Сам Макс Рейнхардт, живший в Австрии и руководивший своими берлинскими проектами через посредников, на экзамене не присутствовал. Принимала комиссия во главе с директором академии герром Хельдом.

Герда выбрала для меня отрывок из «Фауста» Гёте – монолог непорочной Гретхен.

– Так старомодно, – издевалась Камилла. – Это совсем не для Марлен.

Тут Герда взорвалась, что с ней бывало редко:

– А тебе что известно о том, какая она?

И мне пришлось мирить их.

В назначенный день я появилась на сцене перед членами комиссии. Избегая их загадочных взглядов, рьяно взялась за свою роль:

– Ах, посмотри. Богат в венце печали ты, и милость на лице твоем к скорбям, в какие я погрузилась.

Падая от горя на колени, что было отрепетировано множество раз с Гердой, я не учла, что сцена деревянная, а в аудитории есть несколько порождающих эхо ниш, так что звук от соприкосновения моих костей с полом сотряс пространство.

Я запнулась, но, стараясь не выйти из роли, прокричала:

– Жестокий умник, тебе нужна…

Вдруг, пролетев по воздуху, рядом со мной плюхнулась подушка с сиденья кресла. Ужас заполонил все мое существо, когда герр Хельд нараспев произнес:

– Тебе нужна подушка тоже, так мы мыслим.

Вся комиссия сдавленно захихикала. Я вымучила еще три строки и выбежала из аудитории. Герда ждала меня в приемной; этим вечером она отбывала в Мюнхен. Я подошла к ней, стараясь не выдать своего смятения. Она посмотрела куда-то мимо меня и прошептала:

– Марлен.

Я оглянулась через плечо. В дверях стоял герр Хельд.

– Фрейлейн Дитрих, – сказал он, – это было наихудшее воплощение Гретхен из всех, которые имела несчастье видеть эта академия.

Мне захотелось умереть. Игра сыграна. Конец. Я не только провалила экзамен, ради которого собирала деньги по крохам, пахала как лошадь и восстала против собственной матери, я еще, как она и предупреждала, выставила себя дурой.

– Однако, – продолжил герр Хельд, – вот в этом что-то есть.

Он взмахнул двумя фотографиями, которые я приложила к резюме, где были перечислены моя работа в ревю, моделью, а также посещаемые уроки вокала и актерского мастерства.

– Приходите сюда на следующей неделе в семь утра, – объявил герр Хельд. – Вы приняты, но только временно.

Развернувшись, он скрылся в аудитории.

Плотно сжав губы, чтобы не закричать от радости, Герда схватила меня за руку:

– Вот видишь?

– Да, – ответила я и в первый раз поверила в это. – Теперь у меня есть шанс.

– Фрейлейн Дитрих, если вы будете продолжать опаздывать, лучше вообще не приходите. Здесь вам не ночное кабаре, куда вы можете являться когда вздумается.

Отповедь герра Хельда дала повод позлорадствовать моим сокурсникам по академии, а я тем временем скинула пальто и сумку на ближайший стул, сняла шляпку и, направляясь к сцене, провела рукой по коротко стриженным кудрям. Я ненавидела опаздывать, но дань, которую я отдавала вечерним и дневным выступлениям в ревю вкупе с необходимостью посещать занятия в академии, истощила меня. Герда вновь отправилась в Ганновер на двухнедельное задание, и я опять проспала. Разбудило меня мяуканье кошек, которые требовали свой завтрак. Времени на умывание не было, я быстро оделась, накормила питомцев и выскочила из пансиона, чтобы сесть на трамвай.

Девушки недобро смотрели на меня со сцены. Они донимали меня едкими замечаниями уже несколько месяцев с тех пор, как я приступила к занятиям. Я их проигнорировала, а сама с улыбкой покосилась на паренька, который играл главную роль в пьесе. По его лицу разлилась краска. Мне он не был интересен, а вот другим девушкам – был, и я получила удовлетворение от их грозных взоров.

И тут я вспомнила, что оставила сценарий в сумочке. Я заучивала свои реплики в перерывах ревю. Стоило мне развернуться, чтобы пойти обратно к стулу, как герр Хельд рявкнул:

– А теперь куда вы направились?

– Мой сценарий…

– И что?

Он встал передо мной, строгий и аккуратный, одетый в вязаный жилет и брюки с отутюженными стрелками, на шее изящно повязан платок.

– Вам нужен сценарий, чтобы произнести двенадцать реплик? – впился он в меня пронзительным взглядом. – У нас премьера через две недели. Фрейлейн, смею надеяться, к тому моменту вы выучите роль.

– Да, – кивнула я, – конечно выучу. Но расстановка…

Герр Хельд ткнул пальцем в сторону сцены:

– Займите свое место. – (Я торопливо пошла выполнять его указание.) – И, фрейлейн, – произнес он, – не испытывайте мое терпение. Ваши трепещущие ресницы и развязная походка меня не впечатляют. Приберегите все это для ревю. Еще одно опоздание – и я вас выгоню. Это академия Рейнхардта. Вам замену мы найдем.