Смерть предпочитает блондинок - Вероника Рыбакова

«Слава богу, не мне все это ворошить, и так проблем хватает», — думал он с благодарностью.

Простился и уехал.

Сонных уже поговорил с сыном погибшей. Парень держался молодцом и отвечал толково, подробно. Сам он жил в соседнем квартале, мать навещал почти каждый день — приходил в квартиру по утрам и уходил часам к семи-восьми вечера, как когда. Рассказал о сопернице-блондинке, которая когда-то увела у его матери мужа, а у него — отца.

Славик не сдерживал слез.

— С ней невозможно было жить вместе, — говорил он, — мы ругались с ней, а несколько раз она лезла в драку. Но чтобы вот так, в праздник! Только вчера еще все было нормально, жива она была и здорова, ругалась, кота Мишу вон искать по дворам ходила. — Он закрыл глаза руками и залился горячими слезами осиротевшего вдруг человека. — Да если бы я только знал, что она вот так решится!

— А вы не заметили апатии, жалоб, подавленного настроения или просто чего-то необычного в этот день?

— Ничего я не заметил. Работал весь день, доделал то, что нужно было доделать сегодня, и пошел домой. Зашел в магазин, купил продукты и стиральный порошок, — у меня жена ребенка ждет, второго. По магазинам не ходит. Пришел домой, уже темно было. Мы ужинали, телик смотрели с Варей и Настасьей Ивановной — теща это моя, значит. Ничего она мне не сказала, мать. Даже вроде и не пьяная была, так, про кота Мишу все говорила, что Миша у нее пропал. Черный такой, жирный пушистый кот. Я никогда и не думал, что она способна на такое — убить себя.

Я только прошу вас, Варю не трогайте, она ребенка ждет. Варя с матерью не общалась вовсе. Я приду, куда скажете, расскажу вам все хоть еще десять раз, — попросил Славик.

Этажом выше Тамары жила словоохотливая женщина Наталья, которая завалила оперуполномоченного Сонных информацией.

— Я сразу скажу, Тамару убили, — заявила она, утерев мелкие и быстрые слезы с лица. — С чего ей с собой кончать? Я сорок лет ее знаю, с тех пор как они в этот дом переехали. Ее мужа Александра помню, и как они разводились, и как Славик рос — у меня на глазах, — все я видела. С чего Тамаре с собой кончать? Квартира отдельная, комната своя есть, пенсия у нее, как у ветерана труда, большая. Еще и деньги зарабатывала, вон в РЭУ спросите.

— Кто же, по-вашему, мог это сделать — убить гражданку Симакову?

— А я не знаю кто. Только она помирать не собиралась. С чего ей помирать? До ста лет еще дожила бы. Она крепкая была, жилистая, семьдесят с лишним ей было — а и ведра с водой таскала, и подъезды мыла, и на рынок бегала — у нее и не болело-то ничего, только кашель от папирос этих ее мучил. И котов она своих любила, да и не бросила бы их никогда. Что с котами-то теперь будет?!

— Ну раз вы считаете, что ее убили, то, может, знаете, кто мог это сделать? У кого причины на это были?

— Ну как… у кого?.. Не знаю я у кого. Чтоб она кому-то жить мешала — так это никому. Славик вот женился, работать сюда к ней приходил. Правда, они как кошка с собакой не ладили. Славик парень хороший, но крики да ругань у них всегда были, как Славик подрос. Только он не стал бы мать свою убивать. Славик не такой — он парень добрый и семейный, — заключила словоохотливая Наталья.

— Вспомните вчерашний день, как и когда вы встречались с Симаковой.

— Ну с утра мы с ней встречались, ходила она на рынок. Покупала еды всякой на праздник. Пенсия-то у ней o-го-го. Потом еще вечером с ней поговорили, я сидела внука выгуливала, а тут Тамара со своими котами на улицу вышла. Миша у ней пропал, кот, вот она и жаловалась. Ходила по всем дворам, тут его кричала, с той стороны дома звала, где окошки подвальные… Нет, не нашла.

— Что за кот-то был?

— Ну, Миша знатный был кот, Тамара очень его обихаживала. Появился-то он в прошлом году, весной: страшный да тощий, а все равно, породу видать. Наверное, жил у людей всю жизнь, в хорошем доме — вальяжный, пушистый. А хозяйка-то, наверное, померла. Вот кот и остался без дома. Тамара принесла его к себе, выходила, вычесала. Не кот, а прямо какой-то песец черно-бурый! Такая шуба у него зимой была — залюбуешься. Он уже старый был, умный, хитрющий такой да важный. Вот этот Миша и пропал вчера.

Другие Тамарины коты — Веня рыжий, Динка беленькая — они по двору-то бегают, а вечером домой приходят. А Миша пропал. Под машину попал, может. А может, собаки его загрызли бродячие!

Очень Тамара боялась этого, так убивалась по Мише! Вот поговорила я с ней еще вечером, часов в восемь, в подъезде, когда она котов-то своих домой загоняла да Мишу искала, и все — пошли мы домой с внуком, и больше я ее не видела. Слышала, что часов в десять она еще ходила под окнами, Мишку кричала — вот и все. — Наталья снова отерла с лица мелкие торопливые слезы.

Соседи Тамары из квартиры напротив, спокойная пожилая пара, чьи окна как раз выходили во двор, подтвердили показания Натальи. Вечером они занимались своими делами, слышали Тамарин зов во дворе, а в половине одиннадцатого легли спать. Тамара подперла на ночь дверь подъезда кирпичом, чтобы заблудший Миша мог ночью войти в подъезд. Подъезд был открыт всю ночь.

Другие соседи сказали, что вроде слышали, как в дверь Тамары поздно вечером кто-то звонил, — хозяйка убиралась в коридорчике своей квартиры и услышала низкий, тихий мужской голос. Дверь Тамары в ответ открылась и хлопнула. Только поручиться за время и точность наблюдений эта соседка тоже не смогла. Вроде приходили и звонили, вроде к Тамаре, а может, к соседям напротив.

Соседи из квартиры сбоку от Тамариной заявили, что вечером к ним никто не приходил. Значит, вполне возможно, что Тамару поздним вечером кто-то навестил — и это был не Славик, который имел свои ключи от квартиры и говорил довольно высоким, мягким фальцетом.

Во дворе позднего визитера никто не приметил — у первого подъезда до полуночи сидела стайка молодежи, которая затем отправилась в клуб. Две девчонки из соседних квартир ничего не вспомнили. Двор пятиэтажки был длинным и проездным, там находились детская площадка, две стихийные парковки по бокам двора и выезды в переулок — один к магазину, другой к школе.

В квартире при обыске ничего странного не обнаружили, кроме наволочки, набитой женскими волосами. Тетрадки, из которой мог быть вырван листок с предсмертной запиской, тоже не нашли. Записи Тамара вела в старом замасленном блокноте, который лежал у телефона в коридоре. Записи состояли из телефонов работников РЭУ, больниц и некоторых соседей. Блокнот вместе с запиской забрали на графологическую экспертизу.

В квартире было множество отпечатков пальцев — эксперты все поснимали и обещали сообщить результаты завтра.

Славик сказал, что наволочку опознает как их, старую, но что живет он в своей комнате с ключом лет с двадцати и по Тамариным шкафам и полкам не роется, а потому никакого объяснения содержимому наволочки не имеет. Очевидно, Тамара хранила волосы в нижнем ящике старого дубового платяного шкафа, который сейчас был открыт, а прежде всегда заперт на ключ.