Графиня-бесприданница - Джоанна Мэйкпис

– И куда же вы их повезете? – допытывалась бабушка, не обращая внимания на явную неразговорчивость сержанта.

– Я не уполномочен вам это сообщать, – отрезал стражник.

– И когда вы привезете их обратно в Греттон? – не унималась бабушка.

Сержант пожал плечами.

– Может, скоро, – неуверенно произнес он. – Обещайте, миледи, что вы никому не скажете, что здесь произошло, – сказал сержант, обращаясь к леди Греттон.

– Мама, – сказала графиня, – мы скоро вернемся. Передай Питеру, чтобы он не волновался и ждал нашего возвращения.

Мертвенно-бледная леди Греттон кивнула, и женщины обнялись.

– Леди понадобятся плащи с капюшоном, так как они могут вернуться, когда станет прохладно, – обратился сержант к дворецкому. – Распорядитесь, чтобы слуги принесли их верхнюю одежду.

«Нас посадят в тюрьму!» – с ужасом подумала Филиппа. Она стояла не двигаясь, пока перепуганная Гвенни не принесла требуемую стражником одежду. Филиппа закуталась в плащ и накинула на голову капюшон не потому, что было холодно, – она хотела поскорее закрыть свое лицо от пристального взгляда сержанта.

Под его конвоем женщины прошли мимо бледного, с трясущимися губами дворецкого и, спустившись по ступенькам крыльца, очутились во дворе. Сержант помог графине подняться в крытую повозку и занять место на одной из деревянных скамеек. Филиппа присоединилась к матери без посторонней помощи и села напротив графини. Сержант задвинул кожаный занавес, заменявший дверь, и в повозке стало темно. Привыкнув к полутьме, Филиппа взглянула на мать и увидела, что та молится, беззвучно шевеля губами. Филиппа быстро отвернулась, чтобы мать не видела, что дочь вот-вот заплачет. Когда один из мужчин забрался на козлы, повозка покачнулась и медленно поехала. Сержант приказал своим людям оседлать коней, и процессия двинулась в путь. Дочь и внучку лишили возможности бросить прощальный взгляд на леди Греттон и перепуганных слуг, стоявших на крыльце усадебного дома.

Крессида и Филиппа молчали, так как боялись, что возничий их может подслушать. Каждая была занята своими мыслями. Куда их везут? Известны ли их подлинные имена? Похоже, известны, потому что каких-нибудь бедных родственниц леди Греттон арестовывать не стали бы. Будут ли их допрашивать, стараясь что-нибудь выведать о графе Роксетере? При этой мысли Филиппу охватил леденящий душу страх. Их взяли в заложники, чтобы заставить графа добровольно сдаться властям! В самом деле, если граф узнает, что его жена и дочь арестованы, он, не задумываясь, придет им на помощь. По тому, как их повозка перестала раскачиваться из стороны в сторону, Филиппа поняла, что они выехали на широкую дорогу, скорее всего ведущую в Ладлоу, так как там есть тюрьма, где содержат всех подозреваемых.

Вооруженные всадники, сопровождавшие их повозку, ехали молча. Очевидно, им запретили разговаривать, чтобы пленники не узнали, куда их везут и за что арестовали. Тишина, нарушаемая лишь цокотом копыт, полумрак внутри повозки и полная неизвестность с каждой минутой становились все более гнетущими. Филиппа нашла руку матери и слегка сжала ее. Филиппа молилась, чтобы у отца хватило здравого смысла не покидать своего убежища. Если они с матерью не скажут, что граф в Англии, их отпустят. Вдруг она вспомнила, что, когда Ричарда Элларда содержали в лондонском Тауэре, его пытали. Рассказывали, что пытали даже женщин.

Чтобы прогнать столь ужасные мысли, Филиппа стала перебирать в уме, кто мог их выдать. Сэр Хауэлл Проссер? Но они разговаривали в полутемной церкви, а графиню он вообще не видел. Может, это молодой коммерсант Мэйнард? Но он не знал их подлинных имен. Несомненно, это сэр Рис! Не зря ее не покидала мысль, что именно он их и выдаст! Он так взбешен ее отказом, что решил отомстить!

Похоже, они приехали в какой-то город. Может, это Ладлоу? Шум становился все громче, и повозка несколько раз останавливалась: судя по окрикам сопровождавшего их сержанта, улицы были запружены телегами и колясками.

Их повозка снова остановилась, затем стала медленно продвигаться вперед, причем одной своей стороной за что-то задела, и Филиппа не сомневалась, что они въехали в ворота.

Теперь городской шум сменился другими, такими знакомыми ей звуками: клекотом хищных птиц, хлопаньем крыльев и томными голосами сокольничих, успокаивавших своих питомцев, тяжелыми ритмичными ударами кузнечного молота, конским храпом и стуком копыт в конюшне. Их куда-то привезли. Если они действительно в Ладлоу, то находятся во дворе замка!

Сержант велел остановиться и спешиться. Как только повозка остановилась, возничий тяжело спрыгнул с облучка. Кожаные занавески раздвинули, и Филиппа зажмурилась от непривычно яркого солнечного света. Она огляделась и поняла, что была права: они находились во внутреннем дворе замка – достопримечательности города Ладлоу. Сержант помог графине выйти из кареты, а затем и Филиппа, опершись на его руку, вышла из повозки по складной лесенке.

Им разрешили немного осмотреться, и Филиппа сразу узнала церковь, стоявшую во дворе замка. Затем их повели в самую охраняемую и укрепленную часть замка, где они снова оказались в полутьме, и снова их охватил щемящий душу страх.

Сержант и двое из сопровождавших их в пути всадников довольно долго вели своих пленников по мрачным сырым коридорам, пока они не попали в большую, залитую солнечным светом комнату. На тяжелом резном стуле с высокой спинкой сидел мужчина, который при их появлении быстро встал и обернулся. Было видно, что он ждал их. Филиппа вскрикнула от изумления и гнева, но только она собралась дать отповедь Рису Гриффиту, как стражники с алебардами в руках, стоявшие у дубовой резной двери, по приказу сержанта опустили свое оружие, дверь открылась, и к ним вышел паж. Мальчик, одетый в шелковую ливрею, которую носили только при дворе нынешнего короля Генриха, пригласил их пройти во внутренние покои.

Филиппа решила, что их ведут на допрос, и усилием воли заставила себя идти за пажом, который привел их в залитую солнцем комнату.

Филиппа обвела ее взглядом и поразилась роскоши, с какой комната была обставлена. На полу лежал мягкий, с длинным ворсом ковер, в центре стояли большой дубовый стол и тяжелые стулья с высокими резными спинками, стены были украшены дорогими гобеленами и полками с серебряными и латунными блюдами, которые поблескивали в лучах солнечного света, лившегося из застекленных окон.

Женщина, сидевшая у окна в мягком кресле, поднялась и медленно пошла им навстречу.

Крессида радостно вскрикнула и бросилась в ее распростертые объятия.

– О, ваше величество, это такая честь для меня. Я и не надеялась, что когда-нибудь увижу вас.

Филиппа радостно заулыбалась, узнав в женщине королеву Елизавету. Все трое обнялись.

– Проходите, посидите со мной. Я приказала затопить камины, так как вечерами становится довольно прохладно.

Королева села в мягкое кресло у камина и жестом предложила Крессиде сесть на стоявший рядом стул с высокой спинкой. С другой стороны села Филиппа.