Сговор диктаторов или мирная передышка? - Арсен Мартиросян

3. Касательно юго-востока Европы с советской стороны подчеркивается интерес СССР к Бессарабии. С германской стороны заявляется о ее полной политической незаинтересованности в этих областях.

4. Этот протокол будет сохраняться обеими сторонами в строгом секрете.

Более того. Утверждается, что в официальных изданиях этот текст приводится по сохранившейся машинописной копии, хранившейся в АВП СССР, ф. 06, оп. 1, п. 8, д. 77, л. 1 — 2.

На этом основании в декабре 1989 г. вопрос о политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении был рассмотрен шабашем предателей Великой Державы — Съездом народных депутатов СССР. Съезд констатировал, что-де приложенный к договору «секретный дополнительный протокол» как по методу его составления, так и по содержанию являлся отходом от каких-то «ленинских принципов советской внешней политики»!? В те времена подобная бредятина насаждалась самыми отчаянными мерами — увы, власть принадлежала ярым врагам Великой Державы и они, пользуясь абсолютной безнаказанностью, врали, фальсифицировали и насильно внедряли свою ложь в сознание масс. Это был умышленно избранный ими путь к развалу СССР. Потому как предпринятое в нем разграничение «сфер интересов» СССР и Германии, по оценке этого шабаша гнусных предателей Великой Державы, находилось с юридической точки зрения в противоречии с суверенитетом и независимостью ряда третьих стран, в связи с чем он посмел признать этот и иные советско-германские документы того времени юридически несостоятельными и недействительными с момента подписания! Следовательно, Прибалтийские республики могли спокойно выходить из состава СССР, что они и сделали, воспользовавшись вакуумом власти в период фарсового путча ГКЧП августа 1991 г.

Однако долго это вранье продолжаться не могло. Прежде всего, потому, что ничего сверхъестественного ни в договоре, ни в «секретном дополнительном протоколе» не было, если, конечно, он имел место быть. Авторитетный современный историк Ю. В. Емельянов в своей книге «Прибалтика. Почему они не любят бронзового солдата?» (М., 2007) указывает: «Профессиональный сотрудник КГБ СССР, проработавший немало в главных архивах страны, В.А. Сидак обратил внимание в печати на то, что до сих пор никто не видел подлинников этих самых протоколов, вокруг которых кипело и кипит столько страстей. То, что выдают за фотокопии с исчезнувших протоколов, доказывает В. А. Сидак, является фальшивкой. В своих публикациях В. А. Сидак приводит убедительные свидетельства грубых несоответствий используемых до сих пор фотоматериалов требованиям делопроизводства. Он указывает на грубые ошибки, в том числе и грамматические, в приводимых текстах, которые, скорее всего, стали следствием несовершенного перевода с немецкого на русский изготовителями фальшивок»[149].

Ю. В. Емельянов также справедливо отмечает, что «...рубежи, на которых останавливались вооруженные силы Германии и СССР в 1939 — 1940 годах, не всегда отвечали текстам "секретных протоколов", а потому очевидно, что они не носили характер, обязательный к исполнению. Поэтому, скорее всего, В.А. Сидак прав, и никаких письменных соглашений такого рода между Германией и СССР не было. В то же время, очевидно, что подписание договора от 23 августа 1939 года (а затем и договора от 28 сентября) было тесно связано с некими договоренностями о невмешательстве Германии и СССР в пределы определенных государств или территорий. Вероятно, немецкие участники переговоров сделали черновые записи относительно устных договоренностей, о которых шла речь в Кремле, которые затем после войны стали выдавать за "секретные протоколы", определившие "сферы влияния" двух держав. События 1939 — 1940 годов показали, что "сферы влияния" Германии и СССР, которые были определены, скорее всего, устными договоренностями, отнюдь не означали, что входившие в них страны или земли рассматривались сторонами как германские или советские. Понятие "сфера влияния", к которому, возможно, прибегли участники переговоров в Кремле, или понятие "сфера государственных интересов", к которому прибегали в СССР в 1939 — 1941 годах для обозначения на географических картах польской территории, оказавшейся под германской оккупацией, были достаточно неопределенными. Как показали дальнейшие события, все зависело от конкретного положения той или иной страны или территории. Объявление Германии о своей незаинтересованности в Бессарабии означало ее готовность не препятствовать тем действиям СССР, которые будут связаны с непризнанием румынской аннексии этого края. Объявление Литвы и значительной части Польши "сферой влияния" Германии могло означать, что СССР не начнет войны, если германские войска войдут на территорию этих стран. Аналогичным образом могла бы действовать и Германия, если бы советские войска вступили в Эстонию, Латвию, Финляндию и восточную часть Польши»[150].

Спор о том, был ли этот самый «секретный дополнительный протокол» в действительности или же не был, давно приобрел характер ожесточенной битвы сугубо стратегического характера. Пожалуй, даже, глобальный характер. Уж слишком многое в послевоенной политике выводится из факта признания его наличия или факта непризнания его наличия. К тому же колоссальную роль играет отчаянная антисоветская и антисталинская пропаганда, рьяно демонизирующая не столько даже сам факт подписания договора о ненападении, хотя и без этого тоже не обходится, сколько факт априорного признания наличия и якобы достоверности «секретного дополнительного протокола» к нему. Короче говоря, общественное мнение и сознание умышленно дурят, демонстративно делая из Сталина еще большее чудовище, чем даже сам герр Гитлер.

Между тем приводимый якобы «секретный дополнительный протокол» к советско-германскому договору о ненападении от 23 августа 1939 г. — натуральная, запредельно подлая фальшивка, преследовавшая сугубо антигосударственные цели, но чрезвычайно трудно поддающаяся разоблачению! И вот почему. Для начала попробуйте хотя бы самим себе объяснить такие парадоксы:

I. Почему якобы реальный «секретный дополнительный протокол», который якобы являлся неотъемлемой органической частью договора о ненападении, в сравнении с самим договором имеет совершенно не те параметры архивного хранения, которые ему было бы положено иметь?! Ведь архивные координаты самого договора — АВП СССР, Ф. 3а — Германия, д. 243, в то время как якобы «сохранившаяся машинописная копия протокола» находится в АВП СССР, Ф. 06, Оп. 1, П. 8, Д. 77, Л. 1 — 2!? Поясню, в чем тут дело. В НКИД-МИД СССР существовал особый порядок архивного хранения открытых документов и конфиденциальных/секретных приложений/протоколов к ним. Но у этого порядка были очень четкие параметры. Если, например, договор хранился в АВП СССР, Ф. 3а — Германия, д. 243 (попутно отметим еще одну несуразность — договор о дружбе и границе от 28 сентября почему-то угодил не в это дело, а в дело № 246), то секретный протокол должен был бы храниться в Ф. 03a — Германия! Ноль перед буквенно-цифровым обозначением архивного фонда означает, что там концентрируются секретные или конфиденциальные документы.