Полночный вальс - Дженнифер Блейк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К счастью, будущий урожай от наводнения почти не пострадал, зато польза получилась огромная: вода, уходя с полей, оставила такое количество плодородного ила, что тростник стал расти буквально по часам и теперь стоял высокий, сочный и зеленый. Верно люди говорят: не было счастья, да несчастье помогло. Если не побьют сильные ветры, которые приходят сюда позже, урожай будет отличным, а значит, и прибыль — неплохая.
Невдалеке виднелась группа людей. Оттуда доносились голоса и крики застоявшегося мула. Там начинались кукурузные поля, урожаем с которых кормились скот и рабы. Работники рыхлили землю между ровными рядами зеленых побегов и выпалывали сорняки. На дороге рядом с ними стоял всадник, который, вероятно, наблюдал за работой. Сначала Амалия подумала, что это Патрик, но потом поняла, что у всадника слишком красивая для надсмотрщика осанка. Минуту спустя она увидела и самого Патрика Дая, который стоял под деревом и распекал нерадивого работника. По полю гарцевал Роберт. Он повернул голову в сторону Амалии и приветственно помахал рукой. Амалия в ответ помахала хлыстом, но приблизиться не захотела. Вместо этого она повернула лошадь на тропу, которая вела обратно к дому, но мимо маслобойни и огорода.
— Мусье Роберт, он хороший человек, — раздался у нее за спиной голос Айзы.
За мыслями о Роберте Амалия чуть не забыла о своем верном паже.
— Да, он такой, — улыбнулась она мальчугану, думая о чем-то своем.
— Не такой, как мусье Дай.
— Конечно, не такой, — согласилась Амалия.
— Почему же тогда мы не остановились, чтобы поговорить с ним? — спросил Айза, морщась от солнца, которое светило прямо в лицо.
— Он занят, и мне не хотелось мешать ему, — пояснила Амалия. — Кроме того, у меня масса собственных дел.
— Он иногда приезжает в большой дом. Но теперь реже. Если он приедет сегодня, я покажу ему свою новую картинку с черепахами, которые плавали в фонтане мусье Джорджа, — сказал Айза, скроив самую невинную физиономию, но в его глазах искрилось лукавство.
Амалия понимала, что поощрять мальчика в подобных затеях не следует, но не могла скрыть улыбку. А дело было так: однажды утром англичанин огорчился, обнаружив в фонтане не только тройку разомлевших на солнце черепах, которые плавали на куске дерева, но и маленький башмак, кружившийся по зеркальной поверхности воды. «Роберт наверняка оценил бы эту шутку», — подумала Амалия.
Неважно, как это выглядело со стороны, но она не сторонилась этого человека. Да и почему, собственно, она должна была его сторониться? Роберт прикоснулся к ней, и она что-то почувствовала — обычная реакция нормальной женщины, не лишенной элементарных чувств. Стоит ли придавать этому пустяковому случаю ореол таинственности, да еще с оттенком интима? В этом не было ни смысла, ни надобности. Да и он сам давно уже забыл о столь незначительном факте. Она тоже забудет о нем. Выбросит из головы, словно никогда и не было. До сих пор Амалия не вспоминала об этом: Жюльен помог ей избавиться от мимолетного наваждения.
В маслобойне в этот день делали масло. Амалия наблюдала, как женщины готовят маслобойки к работе, ошпаривая их кипятком; как вытягивают из огромного бака с водой ведра, в которых стояли кувшины с охлажденным молоком. Она не ушла до тех пор, пока с цельного молока не сняли сливки, а затем уж начали сбивать масло.
В огороде Амалия осмотрела аккуратные грядки овощей, перемежающиеся с делянками клубники, зеленого горошка и обрамленные кустами малины, разросшейся вдоль изгороди. Английский горошек и капуста почти сошли, а шпинат и салат можно было использовать на семена. Шалот[11]в этом году уродился неплохо, горчица и редис должны были подрасти, а ирландский картофель, пока не стал слишком крупным для варки, надо было выкапывать. Стручковый горох и фасоль доспевали, через несколько дней их можно будет собирать. Амалия заставила старика, следившего за огородом, выполоть все сорняки и распорядилась, чтобы на кухню снесли зелень к обеду, лук и картофель — к ужину, и только йотом вернулась на центральную усадьбу.
Амалия оставила лошадь в конюшне, а сама пошла к дому пешком. Айза ковылял рядом. Она замедлила шаг, чтобы мальчик не очень напрягался. Проходя невдалеке от кухни, Амалия предложила ему напиться, а заодно сказать, чтобы принесли две чашки кофе и два стакана холодной воды ей и — Мами, которую она собиралась навестить. Мадам Деклуе все реже выходила из дому, но любила слушать подробные отчеты о том, что происходит вокруг.
На нижней лоджии Амалия заглянула в сумрачную прохладу столовой, благо дверь была распахнута настежь. Дверь из столовой на галерею тоже была открыта, и мягкий ветерок продувал нижний этаж дома. Со стороны галереи раздавались голоса. Амалия прислушалась. Перекинув шлейф платья для верховой езды через руку и подхватив другой рукой юбки, она направилась в ту сторону.
На пороге столовой Амалия остановилась, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку. Стол был накрыт к ланчу. В стеклянной мухоловке, стоявшей посередине стола, билась одинокая муха, сердитое жужжание которой нарушало сонную тишину комнаты. Пустые тарелки и стаканы, кроме одного, лежали перевернутыми вверх дном, чтобы по ним не ползали мухи. Амалия перевернула этот единственный забытый кем-то стакан и, обойдя стол, заспешила к выходу на галерею.
— Да говорю же я тебе, что не хочу ждать!
— Не так громко, дорогая Хлоя, ты разбудишь ее. Я советовал бы тебе набраться терпения и ждать. Это самый надежный способ добиться желаемого.
Первый голос, несомненно, принадлежал Хлое. Второй, твердый, но тихий, чуть громче шепота, принадлежал мужчине, с которым она встречалась в своей спальне все последние недели. Этот голос волновал, тревожил и будил воспоминания. Амалия вышла на галерею, улыбаясь от предчувствия радостной встречи, готовая поддержать беседу, и… остановилась, потрясенная увиденным. Расстроенная Хлоя сидела в качалке, скрестив руки и нервно сжимая пальцами локти. Мами возлежала в кресле, откинув голову на его спинку и закрыв глаза. Она, судя по всему, заснула, не забыв прикрыть колени шалью. Высокий темноволосый мужчина стоял, опершись спиной на одну из колонн. Солнце светило ему прямо в затылок, оставляя лицо в тени. Но это был не Жюльен, как подумала она в самом начале, а Роберт.
Рой самых диких, самых невероятных подозрений пронесся в ее голове, но каждое из них, как бы оно ни объяснялось обстоятельствами, требовало такого коварства, такого согласованного обмана, такого презрения к ее чувствам, что в это нельзя было поверить. И вместе с тем, она могла поклясться, что тихий мужской голос, который она только что слышала, мог принадлежать только одному человеку, тому, кто уверял ее в вечной любви, кто был с ней в постели и подарил ей ночь фантастического наслаждения в беседке сада.
Роберт выпрямился, его темно-синие глаза настороженно смотрели на мертвенно бледное лицо Амалии.