Слепой. Лунное затмение - Андрей Воронин

— Хм, нет, — Оборотень почесал затылок в растерянности.

— Ну вот. Просто у тебя на лице все написано.

Эмма явно шутила. Она даже не пыталась скрыть это за какой-либо маской серьезности. Смех искрился у нее в глазах.

— Ладно, не пугайся так сильно. Обычному глазу это не видно. А я чувствую. Ну и Таро с рунами мне кое о чем проболтались. Ты родился в лунное затмение. Да?

— Ну да. Но я не верю, что ты сама догадалась. И никогда не поверю. Ты узнала из моего досье.

— Теперь это неважно. Неважно, как я узнала и веришь ли ты мне. Фишка в том, что это условие твоего рождения наложило на тебя лапу. Ты, можно сказать, под колпаком. Ты действительно оборотень. В метафизическом смысле этого понятия.

— Эмма, будь, пожалуйста, проще. Я солдат, не забывай. Я нагружать привык мышцы, а не мозговые извилины.

— Не прибедняйся! Все у тебя в порядке с извилинами. Они у тебя гибкие по праву рождения. И мышцы стальные, как у зверя. У тебя развито чутье, больше интуитивное, но, не принимая в себе природный дар, ты развил интуицию, которая идет от наблюдательности и понимания каверзной человеческой природы. Тебя не сильно баловали люди, и ты научился их предвидеть, чтобы не промахнуться, чтобы не попасть в ловушку.

— Звучит красиво! Неужели, это все я?

— Смешно! — язвительно прошипела Эмма. — Как будто ты такой скромный и никогда сам не думал о себе как об очень необычном человеке!

Оборотень промолчал, сглотнул, но внимательный взгляд чуть прищуренных глаз не отвел.

— Ну и что теперь, Эмма?

— Скоро, очень скоро, мой друг, будет следующее полное затмение луны над нашим регионом.

— И?

— Тебе будет хреново.

— В смысле?

— Тебя будет колбасить. Не только физически. Даже не столько физически. Ты окажешься в странной ситуации, из которой, возможно, нет нормального выхода.

— Нет безвыходных ситуаций. Единственная безвыходна — это смерть.

— Во-первых, смерть — это тоже выход из некоторых ситуаций, а во-вторых, это ты сам сказал.

— Ты утверждаешь, что я умру? Хм! Тогда надо напиться жизни до тошноты. — Оборотень оскалил свои белоснежные зубы в широкой, почти счастливой улыбке; несмотря на старания, губы его слегка дрогнули от какой-то шальной обидной мысли.

— Не утверждаю. Во-первых, все острые и сложные ситуации предполагают два, как минимум, сценария дальнейшего развития. Развилка. Во-вторых, ты, мой друг, — оборотень. Оказавшись в засаде, ты можешь принять вид ягненка и провести врага.

— Так ты же должна знать, как я поступлю. Расскажи.

— Нет. У тебя жизнь не прямолинейна. У меня есть предположения о том, что именно ты выберешь, но я не стану это озвучивать. Это должен быть твой чистый выбор. Да и зачем тебе знать?! Тебе же будет неинтересно.

— А зачем ты это все мне говорила?

— По двум причинам, — ответила она и начала одну за другой гасить свечи, неся за собой шлейф темноты.

— Так говори уже! — потребовал Оборотень.

— Первая. Я тебя сюда позвала, чтобы уточнить, выяснить, стоит ли нам на тебя полагаться в нашем деле, в том, которое тебе поручили.

— А ты в курсе? — искренне удивился парень.

— Я знала, что есть проблема, знала ее содержание, знала, что сегодня будет встреча по этому поводу. И потом появляешься ты. С Леной. Нетрудно сложить два и два…

— Да, действительно, — кивнул Оборотень, поднимаясь с пуфика. — Вторая?

Эмма скосила на него хитрый прищур, загасила еще несколько свечей и наконец ответила:

— Еще даже две остались. Из вежливости я должна хоть что-то тебе сказать после твоего терпения. В знак благодарности. И третья причина: я к тебе хорошо отношусь и не хочу, чтобы у тебя снесло крышу, когда вдруг все свалится с неба. Предупрежден — значит, вооружен. Слышал?

— Теперь да.

— То-то. Сохраняя холодный разум, ты примешь правильное решение. Теперь я за тебя спокойна. Открой дверь, друг мой, — попросила женщина тихо, — а то мы не сможем найти выход, когда я погашу последний огонек.

Оборотень послушно приотворил дверь, но перегородил собой выход. Он неосознанно старался перекрыть выход информации из этой секретной комнаты наружу.

— Что-то фатализм и предначертанность событий во времени и в месте, о чем ты говорила в начале нашего заседания, уже не просматриваются, — отметил он. — Сейчас ты уже противоречишь, говоришь, что я сам что-то выберу… А как же…

— А вот так же! У тебя в судьбе в этом месте стоит выбор. Свобода воли. Затмение тебя породило, оно может тебя и убить, если ты оступишься.

— Как не оступиться?

Эмма отвернулась от него и загасила последнюю свечу. Теперь он видел облако ее волос только еле-еле, как привидение. Парень непроизвольно посторонился, открывая широкий путь свету, затем он и саму дверь открыл широко и приготовился выйти.

— Действуй по ощущению, почувствуй, где правда, — наставляла его из темноты Эмма, — а не по рассуждению разума, воспитанного социумом в его социальных интересах. Общество никогда не учитывает нужды личности, только свои. В целом оно существует, чтобы защитить человека, часто от него же самого, и не всегда это хорошо. Но через неделю будет твой бой, и там ты — сам за себя. У тебя есть неделя почувствовать свое сердце и научиться понимать его, то есть свои приоритеты.

— Неделя?

— Да, ровно неделя. Тебя ждет много удивительного. Ты сможешь реализовать одну заветную мечту, тебя ждет выбор дальнейшей дороги. Либо смерть. Уж извини.

Эмма сделала шаг наружу, Оборотень спешно посторонился.

— Что я должен сделать? Что правильно? — спросил он у ее спины.

— А что выберешь, то и правильно. Я не богиня, чтобы указывать, что ты должен.

Женщина резко остановилась и повернулась к нему лицом. Она смотрела на него снизу вверх, сильно запрокидывая голову, но парень чувствовал себя маленьким и беззащитным.

— Любого человека, Стас, могут только попросить. Никто никому ничего не должен. И никто никому против его воли не может приказать.

— Но, например, нам в отряде командир приказывает…

— Это ваш выбор — следовать приказам. Сознательный. Почувствуй разницу.

— Ну да… — все еще неуверенно закивал головой Оборотень, перебирая какие-то рассуждения в голове.

Эмма, насколько могла, потянулась до его плеча и ободряюще похлопала по руке, затем повернулась лицом к комнате, где их должна была ожидать Лена, и, как курица-квохтуха, вскинула руки:

— О боги! Неужели мы отсутствовали так уж долго!

Лена, успокоившись после разговора с братом, сварила себе кофе, вернулась с чашкой в комнату и достала колоду Таро. Сколько бы она ни тянула карту, какой бы жизненный фон ни загадывала для предсказания — от развития отношений с Оборотнем и покупки новых сапог до результатов их с братом махинации, — все пророчества уверяли ее в том, что ничего не определено, ничто не однозначно. Даже по стенке опустошенной чашки кофейная гуща слилась, как раскидистое дерево, как не уверенная в объекте поражения молния, как река, уже впадающая в море. Карты Таро отказались отвечать даже на вопрос о том, на чем Лене следует сконцентрироваться, каким путем пойти. Они объявили ей войну, они твердили разными образами только одно: у нее нет шансов что-то сознательно менять, ее несет какой-то чужой поток.