По вашему желанию - Фабрис Колен

— Каждый раз, когда я прохожу мимо драконов, ну, вы их знаете, да?

Да, я их знал: два монстра с золотистой чешуей, которые охраняли вход в банк «Сити». Два часовых. Уникальные остатки эпохи рево…

— Ну и что же?

— Я боюсь, что они выплюнут в меня огромными языками пламени.

— Понятно.

— И уверен, что это ничего плохого мне не сделает.

Ну вот, по крайней мере, хоть в чем-то он уверен.

Я прописал ему неделю отдыха. Что это значит, я не понимал даже сам: пойти спать в парк. Есть овощи, резать чьи-нибудь глотки. Просто отдыхать, неважно как именно.

Но это еще не все: был целый набор и других неприятностей. Казалось, все безумства Ньюдона назначили мне свидание. Эй, друзья! Все к Джону Муну! Он единственный человек на весь Ньюдон, который еще нуждается в вас!

Например, была еще карлица. Ее проблема заключалась в чисто нервной болезни.

Какую бы, самую маленькую, проблему она ни описала, та сразу же указывает на кризис.

Дрожь, слюна на губах, конвульсии. Впрочем, карлица подтвердила все мои подозрения в тот момент, когда увидела представленный ей счет. Аххахахахеххейхии! — взвыла она и рухнула, забившись в судорогах, прямо на паркет. Так оно и есть, так оно и есть, про себя вздохнул я. Не надо больше никаких доказательств. Я отправил ее в больницу Бетлхума, вложив в руку предписание на строгую изоляцию. Хвала небесам, что маленькая дама не умела читать.

Ну ладно, а еще была моя мать. Эдакая вишенка на пирожном.

Она приходила ко мне, усаживалась, как баронесса, и с кислой миной неодобрения на лице изучала самые дальние уголки моей гостиной, а я стоял перед ней, заложив руки за спину и изображая на лице свою известную улыбку номер двадцать девять. Но мама изучила все мои улыбки до кончиков ногтей, и этот фокус действовал на нее не лучше других.

— Когда ты, наконец-то, соберешься приобрести себе достойный галстук?

Но такое случалось только в моменты пребывания мамы в хорошем настроении.

В остальное время она отпускала убийственные замечания по поводу моей личной жизни: настоящее всепожирающее пламя; досаждала меня как комар, обезумевший от запаха крови.

— Ты уверен, что не увлекаешься мужчинами? Тебя уже давно никто не видел с девушкой. О, ради Трех Матерей, да тебя вообще никто никогда не видел с девушкой.

Мнение было довольно преувеличенным. Слишком преувеличенным. Мы с Катей порвали отношения меньше месяца назад. Но мама получала какое-то нездоровое удовольствие от того, что ломилась в открытые двери.

— Посмотри, — говорила она, — даже твой отец иногда находил себе какие-нибудь развлечения.

— Да, но ты разве не знаешь, каков при этом был результат?

— Хочешь получить пощечину?

— Я пошутил.

Как лечебный сеанс такие встречи могли бы проходить и получше. Она не прекращала приходить ко мне только потому, что была, в общем-то, очень уставшей. А может быть, эти посещения стали для нее чем-то вроде абсурдного светского чаепития в парке Феникс, когда люди проводят три часа сидя за столом, отставив мизинец и сотрясая воздух рассуждениями о нелепой действительности. Все эти бесчисленные статисты ведут себя так, словно махают дубиной.

Когда я провожаю ее до двери, то уже ни о чем не думаю.

— Тебя не слишком затрудняет мне помогать?

— Но я…

— Меня уже начинают утомлять твои приступы маленького маниакального мальчика. Ну, до завтра. Если я еще буду на этом свете.

— Но завтра я…

Она хлопает дверью, не обращая на меня никакого внимания.

Светлая идея: однажды вечером я предлагаю Пруди пройтись в магазин.

— И зачем мне куда-то идти, мсье?

— Подумайте сами.

Большие растерянные глаза.

— Да, — настаиваю я, — купите что-нибудь поесть.

— Но у нас и так продовольственный чулан полон до отказа, мсье.

— Ну, выньте оттуда что-нибудь, — предлагаю я. — И вообще, я не знаю, купите себе нижнюю юбку или придумайте сами что-нибудь. Слушайте, может нам устроить небольшую вечеринку? А?

— Вечеринку…

— Ну, тогда пойдите подышите свежим воздухом, — предлагаю я и открываю входную дверь.

Внезапный порыв ветра поднял на тротуаре снежный вихрь. Пруди смело исчезает за дверью, предварительно бросив в мою сторону взгляд, в котором смешались жалость, усталость и непонимание.

— Ага, ага! — громко прокричал я и вернулся на кухню. — Итак…

Я осмотрелся и тут же заметил нож для мяса.

Джон, старик, тебе придется испытать очень неприятный момент, но смею тебя заверить, что игра стоит свеч.

Кончик ножа медленно приближался к моему животу. Рубашку поднимать бессмысленно. Во всяком случае, Пруди все равно обожает стирать.

Хе, хе. Священный нож жертвоприношения. Лезвие прекрасно заточено.

Внутренности, конечно, окажут какое-то сопротивление, но это долго не продлится. И потом все мое дерьмо вывалится наружу.

— Йа-а-а, — закричал я и навалился всем своим весом на рукоять ножа. — Йа-а-а.

Но ничего не произошло. Абсолютно ничего. Так что же случилось? Может быть, я что-то сделал не так? Может быть, кожа моего живота слишком толстая? Или слишком сильные мышцы? Это что-то новенькое. Лезвие ножа наотрез отказалось втыкаться мне во внутренности. Совершенно непонятно.

Я попробовал еще раз. Г-р-м-м-м.

Ничего.

— Ну хорошо, — сказал я со злобной гримасой, — тогда будет хуже.

Настала та критическая точка, когда две части моей личности начали громко переговариваться. Самое худшее было то, что я не знал, которая из них которая. Я бы мог стать прекрасным пациентом для доктора Джона Муна, если бы сам не был им.

— И что ты предпримешь теперь?

— Подожди немного.

Позже, этим же вечером я попробовал перерезать вены старой ржавой бритвой и изрядно боялся занести себе какую-нибудь страшную инфекцию. Но вечер явно не удался.

Бритва сломалась пополам, а я всего лишь оцарапал запястье, в довершение всего споткнувшись о комод и очень больно ушибив себе мизинец на ноге.

— А-а-а-а! — взвыл я и, схватившись обеими руками за ногу, как безумный запрыгал по всему дому. — Сволочь, а не комод. Дерьмо собачье!

На следующее утро до того, как подошел мой первый пациент (карлик с трясущимися руками, который вообразил, что совершил убийство), я попытался повеситься у себя в вестибюле. Это оказалось довольно сложно. Сначала мне пришлось снова отправить Пруди в магазин и уговорить ее купить себе нижнюю юбку для праздника, который мы, скорее всего, никогда так и не устроим. Затем мне пришлось снять с крючка люстру, подвешенную к потолку, бедный подарок моей покойной бабушки.