Бабочка на ветру - Рей Кимура

лучшая подруга. Могилу ее нельзя осквернять проявлением такой ненависти к другому человеку, каковы бы ни были твои истинные чувства.

— Уходи отсюда прочь! — проворчал коренастый молодой человек. — И не смей больше приближаться к могиле нашей сестры! Ты оскверняешь саму землю, по которой ступаешь, и тебе здесь не место.

— Тодзин Окити! Тодзин Окити! — дружно принялись дразнить ее ребятишки, не обращая внимания на матерей, которые тщетно пытались хоть как-то воздействовать на своих невоспитанных отпрысков.

Правда, женщины действовали слишком уж неуверенно, словно не особенно старались угомонить маленьких распущенных сорванцов. И тут Окити почувствовала удар камня… в этот момент она испытала нечеловеческую боль, но не от камня, — застонало ее сердце, не выдержав чудовищной несправедливости и ненависти. Вдруг детишки приумолкли и позади пришедших на могилу Наоко родственников загремел чей-то возмущенный голос — это Цурумацу заступился за незаслуженно обиженную женщину — ту, которая когда-то была его невестой, а теперь носила прозвище Тодзин Окити, то есть «наложница иноземца».

— Прекратите немедленно! — бушевал он. — Она ведь не сделала ничего плохого! Пришла сюда, чтобы отдать дань уважения той, которая была ей дороже всех. Это вы оскверняете священное место своими воплями! Это вы — бесстыжие, потому что ведете себя недостойно по отношению к бедной, беззащитной женщине!

Воцарилась зловещая тишина, и теперь Окити молила небо, чтобы эти злые люди не набросились все вместе на Цурумацу и он не поплатился за свой отчаянный поступок. Но ничего подобного не произошло. Коренастый молодой человек лишь неопределенно пожал плечами, и все рассерженные родственники Наоко один за другим миновали Окити, неподвижно стоявшую на месте. Теперь в их представлении она стала проблемой Цурумацу, а они все не имели к Окити никакого отношения. И уж если он сам решил осложнить себе жизнь, связавшись с наложницей иноземца, — что ж, пусть так.

* * *

Могли бы они, так непременно плюнули бы в ее сторону. Но она находилась, по крайней мере в этот момент, под защитой уважаемого человека, которого знала и ценила вся округа, его они не смели оскорбить. Окити вздохнула с облегчением, осознав, что ничего страшного здесь, на кладбище, уже не произойдет, опасность миновала. Но ей сделалось так грустно… еще раз убедилась она в справедливости старой истины: о женщине судят по мужчине, который рядом с ней. Уж конечно, никто не осмелится при нем плюнуть в ее сторону. Тут никто не в состоянии ничего изменить: чтобы женщине под силу оказалось выдерживать испытующие взгляды соседей, требуется надежный мужчина, который всегда поблизости и в случае чего придет ей на помощь. Она почувствовала, как Цурумацу осторожно берет ее за руку.

— Пойдем со мной, Окити, нам нужно немедленно уйти отсюда.

Возвращаться в «Йуме» не хотелось, и они отправились гулять по берегу моря. Прекрасное прошлое все еще живо; повлияло на Окити и мирное разрешение конфликта. Может быть, именно поэтому они решили отбросить излишнюю осторожность и помириться. Переполняемые эмоциями, уселись на песке у самой кромки воды и некоторое время просто молчали. Не притрагивались друг к другу, но так чувствовали близкое присутствие дорогого человека… Теплая вода нежно плескалась у босых ног, словно подталкивая влюбленную пару погрузиться в волшебство свиданий, начинавшихся точно так же более десяти лет назад. Правда, тогда все происходило по-другому: были они молоды, а их нежные чувства — свежи и чисты. И конечно, оба точно знали, что их любовь будет длиться вечно и никто не сможет разлучить их до самой смерти.

Теперь они снова потянулись друг к другу, и на то были свои причины. Не могли они, да и не хотели забывать прошлое; кроме того, ясно, что Окити нуждается в защите уважаемого мужчины, чтобы выжить в Симоде, где никто не собирался забывать о времени, проведенном ею в американском консульстве у иноземца.

«Переходи жить ко мне, а „Йуме“ закрой! — еще раньше предлагал ей Цурумацу. — Мы все начнем заново». Но Окити тогда отказала ему, лишь грустно покачав головой: была еще уверена, что сумеет сделать «Йуме» прибыльным и любимым всеми салоном. Считала тогда, что не сумеет больше связать свою жизнь ни с одним мужчиной, даже с Цурумацу. «Йуме» — ее мечта, она надеется, что парикмахерская станет популярной у жителей поселка и тогда сама она начнет процветать; во всяком случае, закрывать свое дело не намеревалась.

«А ты сильно изменилась, Окити, стала намного жестче. Ты уже не такая доверчивая, как раньше», — с грустью заметил тогда Цурумацу. Понял, что ему не переубедить ее, такую упрямую, и отступил. «Мне пришлось стать такой, — ответила ему Окити, — для того чтобы выжить, выстоять посреди жестокости и ненависти Симоды. А ведь меня будут всегда ненавидеть за мое прошлое, мне не забудут и не простят. Вот почему с каждым днем я становлюсь жестче. Зато и душевная боль, которую я постоянно испытываю, мало-помалу стихает».

Сейчас Окити очень не хотелось обрывать чудесный миг их воссоединения, и все же между ними оставался один нерешенный вопрос. Облако, которое мучило ее долгие годы, нужно развеять раз и навсегда. Она повернулась к нему, твердо намереваясь выяснить всю правду.

— Ты уехал из Симоды, когда меня увезли к Харрису-сан, — почему? Почему бросил меня? Этот вопрос терзал меня все долгие годы разлуки. Очень часто, почти каждый день, пока жила в американском консульстве, я спрашивала себя: из-за чего это произошло? Но, конечно, не получала ответа и ничего не могла понять. Пыталась себя заставить возненавидеть тебя, но у меня ничего не получилось. В конце концов начала ненавидеть саму себя за то, что была не в состоянии забыть тебя, выкинуть из головы.

Окити увидела, как нервно заходил кадык у Цурумацу; сильно взволнованный, он отчаянно пытался справиться с переполнявшими его чувствами. И тут она оцепенела: к ее ужасу, Цурумацу расплакался. Никогда раньше не видела, чтобы мужчины рыдали, и его тихие всхлипывания не на шутку перепугали ее. Что же она натворила, неужели все это настолько серьезно? Попыталась утешить его, прикасаясь к нему болезненно худыми руками, но Цурумацу все продолжал плакать — ему требовалось излить чудовищную боль, которую он носил внутри все эти годы. Наконец поднялся с песка и зашагал вдоль берега — надо удалиться от любимой, чтобы прийти в себя и успокоиться.

Окити не пошла за ним — понимала, что ему необходимо некоторое время, чтобы собраться с духом и справиться с эмоциями, так неожиданно вырвавшимися наружу. И не важно, что именно произошло здесь, — пусть Цурумацу побудет один, это ему поможет обрести чувство собственного