Царевна-лягушка для герпетолога - Оксана Токарева

время начала волшебства, то ли клубок меня услышал, то ли ему изначально, как и любому нормальному навигатору, для построения маршрута требовалось задать координаты конечного пункта. Но едва я распрямилась, он закрутился на месте, а потом, видимо, отыскав направление, резво покатился куда-то вглубь леса, петляя между деревьями так, что мы за ним едва поспевали.

Впрочем, дорогу он выбирал с таким расчетом, чтобы и самому не увязнуть в опавшей листве и переплетении корней, и нам позволить пройти, не изодрав рук и одежды о колючие заросли кустарников. Очень скоро мы с его помощью выбрались на достаточно широкую проторенную тропу, хотя кто по ней ходил, оставалось лишь догадываться.

Этот же вопрос, только немного в другом ракурсе, интересовал и Ивана. Тем более что даже я, редко углублявшаяся в лес дальше чем на десяток километров от нашей дачи, чувствовала, как пусто и тревожно звенит здесь тишина и насколько гулко отдаются в ней наши шаги. Иван же просто озадаченно крутил головой, прислушиваясь к каждому шороху.

— Я что-то не пойму, — наконец не выдержал он, когда мы приноровились к скорости движения. — А зверей и птиц тут вообще не водится? Я еще на той стороне удивился, что не видно не то что следов крупного зверя, но даже белок и птиц. Да и в заболоченной заводи у ручья не приметил ни личинок комаров, ни головастиков.

— Комары, положим, и в нашем мире ближе к осени пропадают, — напомнил другу Левушка, чуть замедляя шаг. — А насчет зверей и птиц ты все правильно подметил. В Слави им просто нечего делать. После смерти все твари безгрешные, как мы говорим, уходят на радугу и попадают в Правь, чтобы потом либо остаться в садах Ирия, либо вернуться обратно.

Он немного помолчал, следя за направлением движения клубочка и сверяясь с какими-то своими воспоминаниями, а потом добавил:

— Здесь тоже водится кое-какая живность, вернее, даже не живность, а нежить, которая из Нави приходит. И лучше с нею не встречаться.

Я, конечно, сделала вид, что нисколько не напугана словами Левы по поводу выползней. Однако от ребят старалась не отставать, настороженно вглядываясь в заросли жимолости в попытке приметить следы гнили или слизи, которыми, по словам Левушки, обитатели нижней части исподнего мира отмечают свой путь. Но пока лес выглядел мирным, а клубочек катился вперед, резво прыгая по кочкам, пробираясь под одинокими корягами, обходя буреломы и заболоченные низины.

Я почти успокоилась, когда где-то невдалеке раздался какой-то громкий и яростный звук, напоминающий рев корабельной сирены. Потом завывание превратилось в некое подобие оперного вокализа. Я даже мотнула головой, отгоняя наваждение. Слишком уж это напоминало распевание перед экзаменом по сольному пению у академистов.

— Ну вот, опять за свое принялся, — досадливо поморщился Левушка, расчехляя свирель. — Только время на него, безмозглого, тратить.

— Кто это? Выползень из Нави? — с явным интересом спросил Иван, вслушиваясь во все более уверенно звучащие переливы и рулады, удивительным образом сочетавшие и роскошные трели бель канто, и швейцарские йодли, а потом переходящие куда-то на гроулинг и даже, кажется, горловое пение, только без тувинского двухголосия.

— Если бы, — хмыкнул Левушка. — Див с дуба рухнул и теперь орет дурным голосом!

— Ему бы с такими данными в опере петь, — профессионально оценив красоту и безграничные возможности удивительного голоса, заметила я. — Контракт с «Ла Скала» и «Метрополитен» обеспечен.

— Выходить куда-то на сцену — не с его внешностью, — разочаровал меня Левушка. — Кроме того, ни один оперный театр не заинтересован в том, чтобы его зрители падали замертво. А Див силу голоса контролировать не может и не хочет. И обойти его никак. Пока до кондрашки не доведет — не отвяжется.

— И что будем делать? — поморщился Иван, непроизвольно закрывая уши.

Давление на барабанные перепонки становилось все более ощутимым, и див, кажется, только разминался.

— Тут способ только один, — деловито отозвался Левушка. — Отвлечь и вырубить.

— Да как же его вырубить, когда он акустическим ударом на землю кладет? — возразил Иван, затыкая ушные раковины выданными Левой берушами и подыскивая, чем бы дополнительно замотать голову.

Мы с Левой последовали его примеру. Хотя помогало не очень. Голос вибрировал на низких частотах, которые ощущались не только ушами, но и всем телом.

— Я же поэтому и сказал, что сначала отвлечь, — пояснил Левушка, надсаживая голос и пытаясь попасть в цезуры.

Впрочем, то ли Див упражнялся в лесу не один и использовал цепное дыхание, то ли научился голосить на вдохе.

— Подтянешь мне, Маш? — обратился ко мне Левушка, выводя на свирели мелодию плясовой «Как вставала я ранешенько». — Это его любимая, — пояснил он, прислушиваясь к воплям дива, в которых начал угадываться знакомый мотив.

— Ты уже и его предпочтения успел выучить? — подивился Иван, который, замотав голову, решительно шагнул куда-то в заросли.

— Ну, а как бы я тут в прошлые разы прошел? — усмехнулся Левушка, усиливая громкость наигрыша.

Я с ходу поймала тональность и запела, пытаясь не то что перекричать Дива, но подтянуть верхним подголоском, авось услышит:

«Как вставала я ранешенько

Умывалася белешенько.

Калинка-калинка моя!

В саду ягода малинка моя.

Надевала черевички на босу

И гнала свою корову на росу».

Когда я после припева начала следующий куплет повтором строфы про корову, заскрипели ветви, и зычный голос радостно пропел:

«Я гнала свою корову на росу

Повстречался-то мне Див во лесу!»

На краю опушки, удобно устроившись в древесных ветвях, сидел невзрачный махонький мужичонка с заросшим рыжей клочковатой бородой простоватым лицом деревенского дурачка и туловищем, оканчивающимся птичьими лапами, но без крыльев. Их заменяли поросшие перьями и такой же рыжей шерстью мускулистые руки.

Див

Оперный Див

Намертво вколоченная музыкантская заповедь: допеть или доиграть, даже если на сцену вышел слон, а по залу промаршировала рота солдат, не подвела меня и на этот раз. С бешено колотящимся сердцем я под Левушкин аккомпанемент допела дуэтом с лесным хулиганом припев и продолжала, вполне артистично имитируя настроение героини:

«Как я Дива испугалася —

Во часты кусты бросалася».

Див, видимо, не знавший этого куплета, ненадолго замолчал, заинтересованно прислушиваясь. Но на припеве решил отыграться,