Пятнадцать ножевых. Том 3 - Алексей Викторович Вязовский

Рассказ был бестолковый и сбивчивый. Я даже подумал, что фонтан красноречия надо бы немного прикрутить и уже перемигивался с Крестовоздвиженским на предмет седативных препаратов. Что бы такого жахнуть, чтобы она и успокоилась, и не пришлось бы потом таскать тело на себе в туалет?

— Будьте добры, сделайте нам чай и перекусить что-нибудь, — попросил я помощницу, так и остающуюся безымянной. Надо хоть узнать как к ней обращаться, а то невежливо получается.

Она кивнула и встала. Тут загремел замок входной двери, в квартиру зашло судя по топоту сразу несколько человек.

Мы вышли в коридор — нам навстречу двигалась толпа короткостриженных мужчин.

— Ага, вот вы где, — вперед выдвинулся крепыш лет тридцати. Светло-серые брюки, голубая рубашка с короткими рукавами — А то сказали, что медики в квартиру зашли. Я — следователь следственного управления КГБ СССР Литвинов.

Перед моим носом быстро раскрыли удостоверение, закрыли.

— Мы здесь для проведения обыска...

— Ах вы ж суки! — закричала Галя из комнаты. — Убью, твари!

Я опешив, оглянулся. Дочка Брежнева вскочила с кровати, вырвав капельницу из руки и поперла на следака как была, в одних трусах.

Глава 10

Отчет про поездку к Гале у меня потребовали. Не сразу, дали сначала дотянуть лямку сборов до конца, а потом вызвали.

Армейка, естественно, крови слегка попила, но не сказать, чтобы много. Какие-то мелкие дрязги, учебные тревоги, полевой госпиталь развернули-свернули. Случаи во время службы потому и запоминаются, что происходит это на фоне ежедневной тоскливой рутины. Там всё за тебя решили уже — построили, приказали. Кончилась — и слава богу.

А вот Юрий Геннадьевич обрадовался. Позвонил, будто откуда-то смотрел, когда я зайду в квартиру. Только я взял трубку, он тут же спросил:

— Приехал? — и не дожидаясь ответа, добавил: — Наконец-то. Сиди дома, перезвоню, — и исчез из эфира.

И что мне теперь, в магазин не сходить? В холодильнике пачка сливочного масла, кусок засохшего сыра и маленький огрызок заветрившейся колбасы, который я с сожалением выбросил в мусорку. Еще в морозилке нашелся суповой набор. Ладно, поставим бульончик. Три вяловатых картофелины с укором смотрели на меня из ящика для овощей. В следующий раз я такой ошибки не совершу. Сначала — поесть, потом — отвечать на звонки.

Неплохой, кстати, супчик получился. Долго я кости не варил, полтора часа на медленном огне — и хватит. Картошка, горсть вермишели — зато горячий. Потертый сыр добавил еще, вообще прекрасно получилось. И с лавровым листом. Эта штука, как пачка соды — одну купил, и на всю жизнь хватает.

Всё переделал. И пыль протер, и посуду помыл. Под звук тихой камерной музыки. Альбом Led Zeppelin «Physical Graffiti». Очень люблю его, потому особо удачные песни включаю погромче. Наверное, чтобы Оксана Гавриловна тоже могла услышать. Я подозреваю, что она ценитель прекрасного и слайд-гитара в «In my time of dying» ей очень по душе. Говорил же — от восторга начала по трубам стучать, просит погромче включить.

Но тут потеху прервал звонок. Ну да, Юрий Геннадьевич объявился. Только чтобы сказать, что за мной заедут в шесть вечера. Вот же гады! Я тут давлюсь супом из топора, а они такие — встретимся через три часа. Нехорошие люди.

На это раз обошлось без вип-транспорта. Болотно-зеленый «Москвич-412» отвез мою грешную душу в Троице-Лыково. И сейчас, и через сорок лет простым смертным ход сюда заказан. Можно только с другой стороны реки посмотреть, с пляжа в Серебряном Бору. Он и в этом времени там есть, но не нудистский. Я подумал о том, как весело было бы, выйди Михаил Андреевич на бережок, а на противоположном — голые бабы с такими же раздетыми мужиками в волейбол играют и предаются всяким непотребствам. Юрий Геннадьевич узрел мою улыбочку и спросил:

— Что-то веселое увидел?

— Да нет, это я от волнения, наверное.

Дачка у главного идеолога — ни разу не аскетичная. Кроме основного здания еще несколько служебных. Красивый дом. И чего он Касьянову не понравился? Как по мне, жить в таком можно без урона собственной гордости кому угодно. И бывшему казнокраду в том числе.

Суслов сидел в беседке и листал какие-то бумаги. Кивнул на мое приветствие и снова погрузился в несомненно важные дела. Минут через пять только поднял голову и спросил:

— Что там у вас с Галиной Леонидовной произошло?

И рука вновь к карандашу потянулась, занят, мол. Дядя, меня на такой дешевый понт не возьмешь. Твой помощник названивал, будто влюбленный подросток девочке, которая ему пообещала дать первый раз в жизни. Потом в этом шедевре отечественного автопрома мчался через пол города как на пожар. И вы, Михаил Андреевич, показываете, что такому занятому человеку не до меня?

— Поехали, полечили. Была расстроена арестом... Буряце.

— Поменьше бы любовников своих за собой таскала, — проворчал он. Без пиетета, кстати. Но и презрения никакого. Вроде как о непутевой родственнице беспокоится. — Говорят, голая на следователя бросилась? И почему она раздета была?

— Не совсем голая... Кое-что из одежды на ней присутствовало...

Я вспомнил, как Галя летела на следака, потрясая могучей грудью. Чекист, конечно же, знал, кто это, а потому никаких силовых задержаний и борьбы в партере. Выставил папку перед собой, лицо закрывал, а мы с Крестовоздвиженским с двух сторон повисли на ее руках и уговаривали пойти закончить процедуру. Не сразу, но удалось. Даже когда немного утихомирилась, принцесса никакого стеснения не показала. Спокойно надела какую-то рубаху и легла на свое место.

Я вспомнил, во время экскурсии в Спасское-Лутовиново нам рассказывали о маме писателя Тургенева. Дама она была властная и требовала от окружающих беспрекословного подчинения. Как-то к ней приехал мелкий чиновник. В это время Варвара Петровна принимала ванну и позвала посетителя. Тот зашел, отворачиваясь, дабы не смущать женщину. Но помещица сказала: «Ты что же думаешь, я тебя человеком считаю? Давай свои бумажки и пошел вон отсюда». Я такого понять не могу. А принцесса, похоже, очень даже.

Нас больше не беспокоили, что-то искали в других комнатах. И выпустили нас до окончания мероприятия, в нарушение всех правил. Мы вышли, сели в салон нашего РАФика и одновременно заржали. Да уж, развидеть эту картину сложно. Хотя мы с поповичем оказались в положении того парня из древнегреческого барбершопа, который