Запретный мир - Александр Громов

Последние силы, последние мужчины племени Земли, все те, кто не получил тяжких ран в битве с плосколицыми, подростки мал мала меньше, несколько стариков, даже женщины, умеющие кое-как держать оружие, – все были тут, всех вывел Растак на бой, в котором решалось, быть или не быть племени. И никогда, от самых древних времен, от трех родов, поселившихся в долине, как им казалось, навсегда, не бывало на склонах Плавильной такой битвы!

Не жалели себя. Ударили свирепо и в первой сшибке потеснили Вепрей, уже торжествовавших победу. Но лишь потеснили сильнейшего числом врага – не опрокинули. Растак не оставил никого для защиты селения, снял даже дозорных с вала, – пусть все пропадает! Немощные успеют уковылять в леса, унесут детей, которым все равно пропадать, если не случится чуда. Сейчас бы втянуть в битву главные силы врага и послать с полсотни лучших бойцов кругом горы, чтобы сбить заслон с седловины, очистить и удерживать сколько надо место, где неловкий ученик колдуна Ер-Нан будет искать и найдет – пусть попробует не найти! – Дверь. Но некого послать в обход, когда людей еле-еле хватает, чтобы противостоять одному – лишь одному, передовому! – отряду Вепрей, когда уверенный в себе враг не боится ничего, зная меру силы защитников едва ли не лучше, чем сам Растак…

– Бей! – кричал вождь, без устали орудуя топором левой рукой, не чувствуя боли в покалеченной правой. И воины подхватывали клич, опуская оружие на головы врагов, с одними короткими мечами, без щитов, одной беспримерной яростью умудряясь прореживать чужих копейщиков, и страшно визжали женщины, похожие в свалке на беспощадных злых духов, и хрипели умирающие, последним смертным усилием вцепившись в добиваемого товарищем врага:

– Бе-е-е-ей…

Клубок ярости полз назад вдоль склона горы к седловине, откуда был сбит сторожевой отряд. Выл и кривлялся Ер-Нан, обрушивая на врагов бесполезные заклинания…

Под медленными шагами поворачивалась гора. Надменные духи камня, издавна тревожимые здесь плавильщиками, неслышно ухмылялись, в первый раз получив столь обильную жертву человеческой кровью. И уже за редкими соснами, чудом не вырубленными углежогами, была видна седловина, и все еще не опомнившийся враг пятился под яростным натиском – но, пожалуй, лишь вождь понимал сейчас, сколь мало времени надо укрывшимся до времени в лесу отрядам Вепрей, чтобы окружить последних бойцов племени Земли и довершить разгром, начатый плосколицыми. Быть может, еще не поздно отступить, отдать Вепрям родную долину, укрыться в лесах на востоке, поискать союза с иными соседями?.. Нет и нет!!! Слабому племени, лишившемуся своей Двери, не выжить. Если не враги, то вчерашние друзья изгонят или добьют. Уж лучше погибнуть в бою!

Медленно-медленно тесня Вепрей, взбирался на седловину редеющий на глазах отряд. Растак понимал замысел чужого вождя: место для окружения было выбрано им именно здесь, на подступе к Двери, не из пустой последней издевки над теми, кому предстоит сейчас погибнуть, – это действительно было удобное место. Потому и отступает враг! Еще полсотни с трудом отвоеванных шагов – и слева, справа, сзади ударят скрытые до поры в лесу десятки воинов, захлопнется капкан, отчаянная ярость людей Земли сменится беспомощным ужасом скорой, неизбежной и бессмысленной смерти.

Вождь сам вел в ловушку остатки своего народа. Но была ли другая надежда, кроме зыбкой надежды на чудо?

Дверь. Открыть Дверь.

И продержаться, пока не придет помощь из соседнего мира.

Мыслимо ли?..

До рубежа, который мысленно наметил Растак, оставалось пройти не более двадцати шагов, когда, невесть откуда взявшись, скорее всего, незаметно для врага поднявшись на седловину с другой стороны, с редким боевым безумием, нечасто охватывающим даже храбрейших воинов, в тыл Вепрям, ударили трое. Один лишь Хуккан был узнан онемевшим от изумления вождем, второй воин был с ног до головы одет в небывало красное, вместо головы имел красный же шар с блестящими глазами в пол-лица и поражал врага не столько медью, сколько нестерпимым ужасом. Как и Хуккан, этот воин прикрывал бока третьего, как видно, сильнейшего бойца, со свирепым ревом вращающего над головой необычным оружием, без труда проламывающим просеку в рядах врагов. И в то же время четвертый, мальчишка Юмми, не сунувшийся в битву, угадавший неведомым чутьем, где искать заветное, вскинул руки, и воздух перед ним помутнел и задрожал, как бывает всегда, когда из таинственной страны духов прорастает в явь невидимая Дверь…

Одного этого хватило, чтобы рассыпался теснимый к седловине, а на самом деле заманивающий в ловушку отряд. Вепри бежали с горы, скользя, падая, топча друг друга. Засадные отряды врага попытались атаковать – и, одолев едва полсклона, бурно отхлынули, едва из дрожания воздуха возникла первая фигура человека с копьем в руке…

Растак обессиленно сел на обломок камня. Ноги не держали. На теле вождя прибавилось несколько неглубоких ран. Перед расходившимся чужаком, продолжавшим вращать над головой своим диковинным оружием, воины Земли широко расступились, и, кажется, это был единственный способ постепенно унять свирепого богатыря – не посланца ли добрых духов?

Потеряв надежду захватить долину соседей, бежали в беспорядке люди Вепря, и лес шевелился.

Шанги, чародей из мира Рыси, был доволен и хохотал бы, не заботься он и в смежном мире об авторитете кудесника: по носимому вместо посоха копью его уже не раз принимали за воина, но за передового воина целого войска – впервые!

Стонали раненые, чужие и свои. В нерастраченной ярости женщины добивали чужих, им помогал кое-кто из воинов…

По невидимой дороге взбирался в небо солнечный диск, а что обещало сегодняшнее утро – спасение племени или лишь отсрочку окончательной погибели, – то не дано было знать ни Растаку, ни Юмми, ни Хуккану, ни кому-либо еще из детей Земли.

…Очами мутными кругом

Взирает бедный князь.

А.К. Толстой

Cтранное выпало лето. Сначала жестокая жара почти иссушила ручей, притомила на поле всходы ячменя и вконец остервенила пастухов, принужденных целыми днями бродить за отарами по безлесным пастбищам, лишенным намека на тень. Затем пронеслась буря с небывало крупным градом, набившим немало синяков тем, кто опоздал укрыться, и проломившим крышу землянки старого чародея Скарра. Сразу резко похолодало, и вот уже вторую седмицу упорно лили холодные заунывные дожди. Небо прохудилось. В проулках селения взмесилась крутая глина. На огородах квакали лягухи. Ручей, словно по весне, вышел из берегов, перед валом в устье ущелья вода скопилась в озерко и сердито клокотала в оставленном проходе. Хлеб, тот, что уцелел после града, не успев заколоситься, вымокал и ник к земле. Такую погоду один лен любит и растет на славу, а ячмень и просо гибнут зазря.

Ни с того ни с сего без грома ударила молния и спалила единственный в долине старый кедр. Однажды утром в прорыве туч возникло солнце в виде пересеченного накрест кольца и тут же скрылось, словно устыдившись такого непотребства. В лесу охотники взяли на рожон громаднейшего секача с клыками небывалой длины – в две пяди. Старики только качали головами и толковали о знамениях. Слепая старуха Нуоли, полоскавшая в ручье одежду, поймала душегрейкой икряного осетра. Со склона Плешивой горы сам собою скатился валун и как нарочно целился – задавил лучшего племенного барана. За которого, между прочим, соседи из племени Соболя давали сорок овец или кусок свинца размером с полкулака!