Большая нефть - Елена Толстая

Косыгин вздохнул. Не все гладко на Новотроицком месторождении. Слишком много подводных камней.

За его спиной оживленно — и чуть громче, чем следовало, — переговаривались первый секретарь обкома КПСС Поляков и каменногорские коммунисты — Дорошин и Михеев. Поляков кипел негодованием:

— По Бурову пора делать кардинальные выводы.

— Полностью с вами согласен, — быстро поддакивал Михеев.

Дорошин возражал — его негромкий, но твердый голос был едва различим:

— У меня особое мнение, товарищи. Я считаю, что Буров — хороший руководитель, и с задачей, которая поставлена перед ним партией, он справится.

— Весь вопрос в том — когда, — ответил Поляков. — Времени у него не осталось. Что там обещал этот ваш передовик Векавищев? Что к нашему отлету даст нефть? И где эта нефть? Нет, товарищи, вопрос по Бурову можно считать решенным.

Они продолжали спорить, а Косыгин стоял в стороне и старался не слушать. Но мысли сами лезли в голову. В принципе, Поляков, конечно, прав. Однако Косыгин не привык к скорым выводам. Он не позволял себе действовать под влиянием момента. Его считали странным, замкнутым, едва ли не чудаком — только лишь потому, что он постоянно, непрерывно обдумывал впечатления и сопоставлял в уме факты.

Самолет ревел, разогревая двигатели. Пора было садиться и лететь дальше. У Косыгина была запланирована длительная поездка по отдаленным северовосточным регионам страны.

* * *

— А что я говорил? Что я говорил? — кричал Векавищев вне себя. — Говорил, будет нефть — и вот она!..

Буров, измазанный, как и все, вдруг очнулся от безумия.

— Косыгин еще не улетел?

— Да кто ж его знает…

— Вроде должен был еще задержаться, хотя кто его знает — он ведь расписанием самолетов не связан… Езжай в Междуреченск! — сказал Векавищев. — Езжай! Скажи ему… Нет, погоди. Ваня! Ваня! — крикнул он приплясывающему в дикарском исступлении Листову.

Тот придержал танец.

— Что, Андрей Иванович?

— Набери нефти в бутылку! — распорядился Векавищев. — Слышишь? Подарочек Косыгину прямо в самолет передадим!

Спустя пять минут Буров, весь в нефтяных пятнах, с драгоценной бутылкой в руках, уже мчался на газике в сторону аэропорта. Успеть бы. Только бы успеть!

Конечно, Косыгину позвонят и доложат. Отрапортуют. Еще и себе заслугу припишут, хотя это сейчас не имело значения.

Но это будет уже все не то. Не облекая свою мысль в слова, оставляя ее на уровне ощущения, Буров всем своим организмом понимал: необходимо приобщить Алексея Николаевича, хотя бы косвенно, к благородному нефтяному безумию. Совсем маленький джинн смирно сидел в бутылке, которую Буров сжимал за горло в кулаке, сидел и ожидал возможности излиться наружу и хриплым голосом вопросить своего освободителя: «Чего ты хочешь? Назови три желания».

* * *

Правительственный самолет уже бежал по взлетной полосе. Косыгин отрешенно глядел в иллюминатор. Иногда ему казалось, что жизнь течет где-то там, за пределами его тщательно охраняемого мира. Там, где живут простые люди с их обычными радостями и горестями. Но только иногда — и очень недолго.

Он не видел, конечно, как газик выехал на взлетную полосу и из последних сил рванулся за самолетом. Сзади бежал, стремительно отставая, работник аэропорта.

— Стой! Куда? Нельзя! Назад! — в бессилии надрывался он.

— Жми, Миша! — умолял Буров водителя.

Машина поравнялась с самолетом. Вот-вот взлетит правительственный самолет…

— Нефть! Алексей Николаевич, нефть! — орал, высунувшись из автомобиля. Буров, как будто Косыгин из самолета мог его расслышать, и отчаянно размахивал бутылкой. — Не-е-ефть!..

— Что это? — удивился Косыгин. — Машина на взлетной полосе и там как будто… Это Буров?

Он едва мог узнать начальника Каменногорского управления в чумазом дикаре с бутылкой в руках.

Поляков выглянул в иллюминатор.

— Да, кажется, Буров, — подтвердил он.

— Что он делает? — Косыгин прищурился.

— Не-е-ефть! — надрывался Григорий Александрович и снова взмахнул бутылкой, а потом, повинуясь вдохновению, откупорил ее и вылил себе на голову. Черная жижа потекла по его лицу, полилась за ворот, а на лице Бурова засияла широчайшая улыбка.

— Это нефть! — воскликнул Косыгин. — Нефть пошла! Как они и обещали — еще до нашего отлета.

В этот самый миг самолет оторвался от земли. Буров в автомобиле начал уменьшаться, как будто превращался в игрушку.

— Товарищ Поляков, скажите, пожалуйста, пилоту, чтобы он сделал круг над аэродромом, — попросил Косыгин. — Нужно показать Бурову, что мы поняли его послание.

Он откинулся на спинку сиденья с удовлетворенной улыбкой. Теперь все было правильно. И хотя не было никакой заслуги Косыгина в том, что нефть пошла именно в этот момент, — и он, как человек разумный, вполне отдавал себе в этом отчет, — все же он не мог избавиться от странного чувства: ему казалось, что есть и его вклад. Не зря он работал, составлял и отстаивал пятилетний план, выдвигал идеи реорганизации производственного процесса, не зря летает по всей стране и беседует с рабочими, совещается с руководителями… Не зря партия руководит страной. Коммунист и передовик производства дал слово партийному руководству — и вот, пожалуйста, нефть пошла.

О чем там говорил Векавищев? Стройматериалы. Да. В первую очередь — улучшить условия проживания нефтяников Сибири. В Москве Косыгин будет через несколько дней и первым делом озаботится этой проблемой.

Буров вернулся домой поздно. Наспех обтертые полотенцем лицо и волосы были в нефтяных пятнах, рубаха — тоже. «Галина рассердится — ведь ей стирать, — думал он, счастливо улыбаясь. — Но ведь она поймет! Поймет же она! Ведь это нефть!»

Он предвкушал, как откроет дверь, как Галина встретит его… Сначала на ее лице, как обычно в последние дни, будет недовольная мина: мол, опять задержался да еще и изгваздался весь… а потом она увидит, как он сияет, и поймет, что это за пятна… Он обхватит ее, поднимет, закружит, и они опять будут вместе смеяться, как прежде.

— Галя! — крикнул Буров, врываясь в квартиру. — Галя, ты только не сердись, что я грязный, потому что… Галя…

Тишина была ему ответом.

Он замер, прислушался. На мгновенье екнуло сердце: не стало ли ей плохо? В последнее время она плохо выглядела, была бледной. Он приписывал это ее пустым, вздорным обидам на него, обычным женским делам… Но вдруг все обстояло серьезнее, а он и не заметил? Вдруг она больна?

— Галя! — закричал Буров и заметался — из прихожей в комнату, оттуда — в кухню.

Галины нигде не было. Квартира стояла аккуратная, чисто прибранная, как и всегда… но пустая.