Ни страха, ни надежды. Хроника Второй мировой войны глазами немецкого генерала. 1940-1945 - Фридо фон Зенгер

В эти напряженные недели росло взаимопонимание между командиром дивизии и войсками. Доверие – это волшебный источник силы! Храбро сражавшиеся батальоны знали, что от них не потребуют ничего сверхчеловеческого. Если им угрожал разгром, их отводили. Наша дивизия могла позволить себе такой выход из положения. Ее успешные танковые контрудары достигли таких результатов, которых не добивались многие другие дивизии. После небольшого спада войска вновь обретали стойкость, потому что я взял за правило появляться на передовой не только во главе боевой группы, но и всякий раз, когда обстановка становилась критической.

В таких ситуациях я неизменно проводил некоторое время в батальонах, разговаривал с офицерами и другими чинами, избегая любого проявления фамильярности. Разумеется, я осознавал, насколько невелик мой вклад. Мне было нетрудно владеть собой в минуты опасности. Если в результате прорыва противника обстановка становилась угрожающей или если я оказывался под огнем, у меня хватало сил противостоять искушению вернуться на дивизионный КП и стойко держаться до завершения кризиса. Пуля одинаково может настигнуть меня как на пути обратно, так и на передовой, рассуждал я. Командир, который в спешке покидает линию фронта при малейшей опасности, быстро теряет доверие своих солдат.

В трудные минуты между старшими офицерами и солдатами возникает безмолвное взаимопонимание, которое красноречивее любых слов. Например, когда я находился в роте, понесшей особенно большие потери, и ее командир докладывал: «В роте осталось двадцать человек, моральное состояние хорошее», я обычно вызывал его подчиненных на разговор, спокойно выслушивал рассказы обо всем, что они пережили, и это смягчало напряжение, помогало рассеять страшные воспоминания.

Как только мы переправились через реку Маныч, не стало больше гложущей душу тревоги, что нас в любой момент могут отрезать от пути спасения за Дон. Для оказания помощи через Дон была переброшена одна дивизия, в то время как с юга начали прибывать первые дивизии из состава Кавказской армии.

Выходившие из боев танки представляли собой жуткое зрелище. На их броне находились стрелки, в том числе и раненые, а также тела убитых, вывозимые для погребения. На одном танке сбоку висел забитый теленок. В деревнях шли бои между нашей пехотой, укрывшейся в домах, и русскими танками, патрулировавшими деревенские улицы. Граф Кастелль, командир 63-го гренадерского полка, нашел множество целей для своего карабина, пока ему не пришлось оставить тот пункт под прикрытием темноты.

В плавильном котле поражения, казалось, рухнули все барьеры между представителями разных национальностей. Однажды, присоединившись с карабином в руках к атакующему батальону, я был удивлен, когда увидел, что в каждой группе в качестве стрелков идут по двое румын в высоких белых меховых шапках. После уничтожения их армии в Сталинграде эти солдаты нашли убежище в германских батальонах. К штабу дивизии по собственной инициативе присоединился эскадрон казаков и взял на себя защиту квартир его личного состава, высвободив тем самым наши силы для фронта. Эти казаки оказались хорошими солдатами и первоклассными конюхами. Они пользовались уважением населения, которое принимало их как соотечественников, несмотря на то что теперь они воевали на стороне врага!

Не означало ли это полный закат национализма? Вот как я рассматривал эти маленькие эпизоды. Национализм стал бичом человечества. В гитлеровской Германии он превратился в нечто особенно отталкивающее, но процветал и среди других народов, которые изобрели для него свои названия, например «шовинизм» или «джингоизм»[19].

Чем ближе мы подходили к Ростову, тем больше уставали от боев. Из ежедневных контактов со штабом корпуса я смог понять, что моя дивизия вызывает доверие. В последние дни она удерживала позиции, которые были обращены на восток и пальцеобразно глубоко вдавались в занятую противником территорию. Теперь, когда дивизию постепенно заменяли другими частями, я доложил командиру корпуса, что начал расследование трех инцидентов, связанных с оставлением населенных пунктов без приказа. Моей единственной целью было оправдать поведение командиров, которых это касалось. Однако командир корпуса решительно отверг мой план, он счел недопустимым такое расследование в дивизии, в которой все офицеры и солдаты сражались как герои дни и ночи напролет. Мой начальник оперативного отдела, ездивший в штаб корпуса для получения приказаний, рассказал мне, что находившийся там командующий 4-й танковой армией с волнением говорил о нашей дивизии.

Вечером 2 февраля 1943 года мне доложил о своем прибытии в сопровождении адъютанта, лейтенанта Линденбурга, командир 63-го гренадерского полка. Со времени первого наступления на Сталинград этот молодой лейтенант побывал поочередно полковым адъютантом, командиром батальона и командиром полка. Я вручал ему награду на церемонии, проходившей в маленьком темном помещении, – молча, потому что не нашел подходящих слов. Я подошел к нему, расстегнул изношенный мундир и надел ему на шею ленточку Рыцарского креста.

В тот же вечер штаб дивизии переправился через Дон. После оттепели вновь начались жестокие морозы, превратившие землю в ледяную корку. Колесная техника не могла двигаться быстрее десяти километров в час. Кроваво-красное солнце садилось в бледно-голубом вечернем небе. На дорогах стояли указатели с надписью «Ростов». Казаки некоторое время не отставали от нас. Они ехали рысью в нескольких сотнях метров сбоку, будя во мне воспоминания о долгой жизни в седле, об эпохе, которая давно ушла. Завернувшись в толстый плед, я вскоре заснул, несмотря на двадцатиградусный мороз. Я не заметил, как наша машина соскользнула с дороги, и ее пришлось вытаскивать с помощью грузовика. Я не видел ни замершего Дона, когда мы переправлялись через него, ни башен Ростова – зрелища, которого с нетерпением ожидал. Никогда в жизни я не спал так глубоко, как в ту ночь. С 17 декабря 1942 года это была первая ночь, когда в моей дивизии ни один гренадер не сражался в снегу и во льду против превосходящих сил противника.

На следующий день я объявил приказ по дивизии: