Ссыльнопоселенец - Владимир Стрельников

Через два дня мы вышли на берег реки. Медвежья, судя по всему. Вот мы до реки и добрались. За остаток дня немного отдохнули, я устроил себе помывку теплой водой, постирался, развесив тряпье так, чтобы с реки видно не было. Вообще, лагерь разбил так, чтобы мне реку было видно хорошо, я меня с реки – нет.

И сегодня второй день, как рублю и таскаю бревна для плота. Точнее, я рублю, обрубаю сучки, а таскает осел. Чересчур больших бревнышек я не делаю, обматываю веревкой, цепляю к самодельному ярму (сто раз укорил себя, что добротнейший кожаный хомут оставил вместе с телегой), и ослик тащит бревно до берега. Конечно, звукомаскировки никакой, по реке стук топора разносится о-го-го как далеко. Но что поделать?

Веревок мне точно не хватит, придется пончо резать на полосы. А может, и полог придется на ленты распустить, что нехорошо. Пару раз иней выпадал ночью, спать на открытом воздухе в такую погоду вредно. Но опять-таки – куда деваться? Разве осла зарезать и шкуру снять.

Герда фыркнула, явно уловив мои мысли, а осел опасливо на меня покосился. Как будто понял, что я подумал.

– Не боись, ушастый. Не трону я тебя, мне самому шмотье тащить неохота. Придется часть одежды на веревки пустить, но у меня ее с хорошим запасом. Управлюсь.

Я потрепал осла по голове и снял с бревна веревку. Шестом-воротягой передвинул бревно к остальным и присел на него отдохнуть. Еще четыре – и хватит. А завтра сборкой плота займусь.

Через сутки, закончив строительство плота, загрузив на него вещи, уложив при помощи Герды осла на настил из сухого тростника в так сказать носовой части, я изо всех сил уперся толстым шестом в берег, сталкивая плот с прибрежного меляка. Плот, взмутив воду песчаной взвесью, очень неохотно тронулся с места, но вскоре уже длины шеста мне не хватило, чтобы нащупать дно реки. А потому я положил шест на бревна и взялся за грубо высеченную мной рукоять большого весла. Закрепленное на толстом чурбаке в полутора метрах от кормы, весло позволяло и грести по правому или левому борту поочередно, или использовать его как румпель, управляя плотом. Ну, по крайней мере, я так надеялся.

Мне и моим попутчикам необходимо было пройти вниз по течению реки около тридцати километров, если я не сильно ошибся с ориентирами. Там Медвежья сливалась с Сохатой, и можно было пристать к противоположному берегу. Нет, можно и сейчас, но тогда придется разбирать плот, потому что иначе у меня не хватит веревок для строительства другого плота. Да и проще сплавиться вниз по реке, потратив на это сутки, чем топать сутки, а потом еще трое на плот тратить. Плохой плот меня совершенно не устраивает, грузоподъемность у него минимум полтонны должна быть. Мне совсем не улыбается купаться в здешних холодных водах. Речник из меня еще тот, это вообще мой первый опыт путешествия на плотах.

Герда легла рядом с ослом, щурясь на солнышко. Сегодня вообще теплынь, паутина вовсю летает. Бабье лето пришло, что ли? Было бы неплохо, я только здесь понял, как много значит для человека тепло. Даже в космосе холод видится с борта корабля совсем по-другому, нежели утренний заморозок у костра в диких местах. Там, по крайней мере, проблем с гигиеной никаких.

Плот тяжеловато, чуть покачиваясь на волнах, шел вниз по реке. Я уже сумел вывести его на стрежень, теперь моей главной заботой было не вписаться в мель или в топляк. Впрочем, гидролокатора у меня нет, приходится полагаться только на зрение. Но пока вроде как чисто.

Слева по борту, метрах в ста, чайки устроили дикий кипеж, ныряя в большой, кипящий от рыбы круг воды. Гулкие удары крупных рыбин, вылетающая из воды рыбья мелочь – завораживающее зрелище. Впрочем, скоро это отодвинулось, а потом и вовсе прекратилось, и вновь тишина, посвист ветра, легкое покачивание плота под ногами. Небольшие водовороты, лосиное стадо, вышедшее на правый берег на водопой. Огромный белокрылый орел, пролетевший пару раз низко над плотом, а потом резко спикировавший на воду и взмывший в небеса с большущей рыбиной в когтях.

Слева по борту, на отлогом берегу, начался сосновый бор. Ровные, стройные как свечки сосны уходили от берега и терялись вдали. И не скажешь, что здесь до Сохатой километров двадцать, не больше, местность сухая, чистая. Ни болот, ни торфяников.

Герда насторожилась и встала, уставившись вперед, как раз на сосновый бор. Передала мне ощущение настороженности, но не прямой опасности. Что еще там?

Впрочем, вскоре сам услышал, что впереди вроде как топоры застучали. Точно, топоры, и пару раз голоса слышал. Лесорубы, что ли? На душе захолонуло, но я тут же расслабился. Сам к людям шел, лесорубы одни из них. Раз люди валят лес, значит, что-то строят, а это значит – цивилизация. Места по левобережью Великой должны быть более-менее спокойны, так что поглядим. Я и сам далеко не подарок, не стоит об этом забывать. Хоть давно не тренируюсь, но и сейчас многим фору по стрельбе и тактике дам.

За поворотом я углядел и лагерь лесорубов на берегу, и огромные длинные плоты, явно готовые к перегону. И потому, мысленно перекрестившись, начал править неповоротливую тушу своего плота к лагерю, откуда несло довольно вкусным запахом мясной похлебки и вроде как гречневой каши.

– На берегу! Разрешите пристать? – Необходимо соблюдать вежливость, в таких местах особенно.

– Куда, тля? Левее! – Вот голосина! На причал выскочил мужик с черпаком и активно им замахал, привлекая мое внимание. – Левее бери, к плотам не причаливай!

Не знаю, почему нельзя, но раз так сказали, то я приналег на весло и сумел вывернуть плот так, чтобы он подошел к причалу, а не к плотам. На плот упала толстая веревка с грузиком, которую я подхватил и хотел было тянуть.

– Куда, недоумок! – Этот же, с поварешкой, которая теперь торчала за поясом, наматывал свой конец на ворот. – Привяжи к плоту, я тебя вытяну.

Привязать так привязать, все едино мой плот уперся в плоты лесорубов. Так что я накрепко примотал веревку к основанию моего румпеля. Повар вроде как заворочал рычагами, и ворот плавненько потянул мой плот к основательно сколоченному из бревен причалу.

– Ты кто, новичок? – едва глянув на мою шинель, спросил повар, оказавшийся крепким мужиком годов сорока.

Сзади за поясом у него поварешка так и осталась, а вот под левой рукой револьвер, причем с самовзводом, похоже. И ремешок, предохраняющий револьвер от случайного выпадения, с курка снят.

– Матвей Игнатьев. Высажен в Щучьем, но там мне очень не понравилось, негостеприимно. Ушел оттуда и пешочком пошел в нормальные места.

– В Щучьем, – усмехнулся повар, успев обежать взглядом мой плот, переметные сумы, осла и головану. – Неплохо ты ушел, обычно оттуда без штанов уезжают. А то и с долгами на год вперед. Это если новичка там не опустят, что тоже частенько бывает.

– Ну, как сумел, так ушел. – Что-то у меня зудит загривок и чешется, как будто кто-то меня выцеливает. Точно, Герда передала, что унюхала одного стрелка, от нас метров тридцать вверх по течению. Повар не просто так спокойно вышел. – Я вообще-то с миром. Пусть тот стрелок меня не выцеливает, нервничаю от этого очень.