Спотыкаясь о счастье - Дэниел Гилберт

Наша невнимательность к отсутствию влияет и на то, как мы думаем о будущем. Точно так же, как мы не помним каждой детали прошлого переживания (какого цвета носки вы надели в день окончания школы?) и не видим каждой детали текущего события (какого цвета носки на человеке, который стоит в данную секунду позади вас?), мы не способны вообразить и каждой детали события будущего. Вы можете сейчас закрыть глаза и провести целых два часа, воображая, что едете на серебристом «мерседесе» с двойным турбонаддувом, 36 клапанами и двенадцатицилиндровым двигателем. Вы можете представить себе элегантные формы передней решетки, угол наклона ветрового стекла и запах новой черной кожаной обивки. Но не важно, два часа вы будете заниматься этим или больше, потому что когда я попрошу вас заново окинуть мысленным взором созданный вами образ и назвать мне номерные знаки, вам придется признаться, что эту деталь вы упустили. Никто, конечно, не в состоянии вообразить себе все, и глупо было бы говорить, что мы должны это делать. Но как мы склонны относиться к деталям будущих событий, которые воображаем, – а относимся мы к ним так, словно они и впрямь будут иметь место, – так же мы склонны относиться и к тем деталям будущих событий, которые не воображаем, – словно они и впрямь не будут иметь места. Другими словами, мы не замечаем, сколь многими деталями воображение заполняет картину, но мы не замечаем также и того, сколь многие детали оно упускает.

Чтобы проиллюстрировать суть сказанного, я часто спрашиваю у людей, какие чувства они испытывали бы, по их мнению, через два года после смерти их старшего ребенка. Как вы, наверное, догадываетесь, это делает меня весьма желанным гостем на вечеринках. Да, я знаю – вопрос ужасен, и не прошу вас на него отвечать. Но если бы вы все-таки это сделали, ваш ответ наверняка не слишком отличался бы от тех, которые я слышу обычно, а слышу я примерно следующее: «Вы что, спятили? Я бы потерял смысл жизни – всякий смысл. Мне незачем было бы вообще выходить из дома. Я мог бы даже покончить с собой. И кто вас только сюда пригласил?» Если к этому моменту собеседники еще не выплескивают на меня свой коктейль, я обычно не отступаю и спрашиваю, как они пришли к такому заключению. Какие мысли или образы возникли у них в голове, какую информацию они рассматривали? И отвечают мне, как правило, что им вообразилось, будто они слушают выпуск новостей, или готовятся к похоронам, или открывают дверь в пустую детскую комнату. Но, задавая этот свой вопрос уже достаточно долго и растеряв в результате все компании, куда я прежде был вхож, я все же надеюсь однажды встретить хотя бы одного человека, который скажет, что помимо этих ужасных, надрывающих сердце образов ему представились и какие-то другие события, которые неизбежно должны произойти в течение двух лет после смерти ребенка. Действительно, никто и никогда не упоминал о том, что мог бы пойти на школьный спектакль другого своего ребенка, заняться любовью с супругой, съесть яблочную ириску, сидя на крыльце теплым летним вечером, прочесть книгу или проехаться на велосипеде. А ведь за два года – чего и мы, и сами эти люди вправе ожидать – они наверняка делали бы не только перечисленное, но и многое другое. Нет, я никоим образом не хочу сказать, что конфета может смягчить боль утраты ребенка. Это не так. Я говорю только, что в два года, которые последуют за тяжелой утратой, должно что-то вместиться – то есть они должны быть заполнены какими-то событиями, – и эти события должны иметь эмоциональную значимость. Не важно, будет ли эта значимость мала или велика, положительна или отрицательна, но, не учитывая ее, ответить точно на мой вопрос невозможно. И все же никто из тех, кого я знаю, никогда не представлял себе ничего, кроме того единственного и ужасного события, о котором шла речь в моем вопросе. Воображая будущее, мои собеседники упускали многое и многим вещам не придавали значения.

Этот факт был проиллюстрирован исследованием, во время которого студентов Виргинского университета попросили предсказать, какие чувства они будут испытывать через несколько дней после того, как их футбольная команда проиграет или выиграет предстоящий матч с командой университета Северной Каролины{116}. Прежде чем делать предсказания, одну группу студентов попросили описать события их обычного дня, а другую группу об этом не просили. Через несколько дней студентов попросили рассказать, какие чувства они испытывают теперь на самом деле, и оказалось, что только не описывавшие изрядно переоценили воздействие, которое оказал на них выигрыш или проигрыш команды. Почему? А потому, что когда они представляли себе будущее, они не рассматривали многих деталей того, что должно было произойти после игры. Не учли, к примеру, того факта, что сразу после проигрыша своей команды (грустного события) они могут пойти с друзьями выпить (приятное событие), а сразу после выигрыша (приятного события) – отправиться в библиотеку и начать готовиться к выпускному экзамену по химии (грустное событие). Группа не описывавших сосредоточилась на одном-единственном аспекте будущего – результатах игры – и поэтому не представила себе других аспектов, могущих повлиять на ощущение ими счастья, таких как выпивка с друзьями и экзамен по химии. Описывавшие, с другой стороны, были точнее в своих предсказаниях – именно потому, что им пришлось рассмотреть детали, которыми пренебрегли не описывавшие[38].

Трудно избежать подобного сосредоточения нашего внимания, трудно рассмотреть то, чего мы рассмотреть не можем, и это одна из причин, по которой мы так часто неверно предсказываем свои эмоциональные отклики на будущие события. Например, большинство американцев можно разделить на два типа: тех, кто живет в Калифорнии и счастлив от этого, и тех, кто в Калифорнии не живет, но полагает, что будет счастлив, если туда переедет. Исследования, однако, показывают, что калифорнийцы на самом деле счастливы не больше, чем все остальные, – так почему же эти все (включая самих калифорнийцев) считают, что они все-таки счастливее?{117} В Калифорнии лучше климат и больше чудесных пейзажей, чем во многих других штатах, и когда некалифорнийцы слышат это магическое слово, их воображение мгновенно рождает образы солнечных пляжей и гигантских мамонтовых деревьев. Но хотя климат в Лос-Анджелесе и лучше, чем в Коламбусе, он всего лишь одна из многих вещей, от которых зависит счастье человека, – и тем не менее среди мысленных образов эти другие вещи не мелькают. Если бы к пляжам и пальмам мы все же добавили некоторые из упущенных деталей – такие, скажем, как пробки, супермаркеты, аэропорты, спортивные команды, цены на жилье и кабельное телевидение, землетрясения, оползни и т. д., – мы смогли бы понять, что в чем-то Лос-Анджелес превосходит Коламбус (погода лучше), а в чем-то Коламбус лучше Лос-Анджелеса (машин меньше). Мы считаем, что жители Калифорнии счастливее жителей Огайо, потому что представляем себе Калифорнию на основании малого количества деталей – и не принимаем во внимание тот факт, что детали, о которых мы не подумали, могут резко изменить наше мнение{118}.