Сливки - Ольга Гуляева

А здесь я даже не успела осмотреться. Мы телепортировались прямо у входа в многоэтажное здание, и Раджа посоветовал мне сразу идти на ресепшен регистрироваться. Он сам куда-то дико торопился и пообещал выйти на связь позже, не дав мне возможности уточнить, каким именно образом мы сможем эту связь поддерживать. Я успела только оценить, что погода была довольно комфортная, соответствующая поздней весне.

Все шло не так, все подбешивало, как часто бывает на новом месте, даже если отправляешься в отпуск и заселяешься в пятизвездочный отель. Хотя это общежитие советских времен уж точно никак не назвать шикарным. Может, в начале двухтысячных его и наградили косметическим ремонтом и немного облагородили, но не более. Все шло не так. Не в том смысле, что я ожидала шикарных апартаментов со всеми удобствами. Меня раздражало, что все оказалось не так, как я представляла, а это значит, что мои многочисленные опасения и нехорошие предчувствия не надуманны. Я была здесь всего десять минут. Каких же сюрпризов ожидать при попытках достижения истинных целей путешествия в будущее?

Еще и какая-то соседка, вспомнила я, запыхавшись этаже на четвертом. Кто-то из избранных. Но наверняка не с нашей базы. Она бы не успела заселиться.

В пролете между пятым и шестым этажом я остановилась немного передохнуть и посмотрела в окно. Начинала открываться панорама города. Невидимое тепло растеклось по всему телу. Я в Москве. Я в будущем. И где-то тут, возможно, совсем неподалеку находятся мои дети. И как бы то ни было, у этого места есть очевидные преимущества по сравнению с базой. Оно реально! Здесь мне не придется сидеть на месте и выжидать. Здесь я смогу действовать!

Сильно сжав в кулаке ключ от комнаты, я с легкостью преодолела два оставшихся лестничных пролета. Миновав бесполезный лифтовый холл и оказавшись в довольно длинном коридоре, устланном ковром грязно-винного цвета, я повертела головой по сторонам. Двери слева и справа. На моей бирке было написано семьсот двенадцать. Как раз прямо перед моим носом.

Я постучалась в дверь ключом, чтобы предупредить невидимую соседку о своем появлении. Выдержав две секунды ради приличия и не дождавшись ответа, я толкнула дверь с нелепо врезанным в нее замком. Открыто.

Оказавшись в узком коридорчике, я проследовала по нему в единственную комнату. Соседка уже встала, чтобы открыть дверь – на фоне окна появился ее стройный силуэт. И тут же осела обратно на кровать, разглядев меня первой. Я приблизилась к ней, лучи солнечного заката сменили угол, перестав меня слепить.

– Жанна!

– Марго…

Ключ выпал из моих рук, и я накинулась на подругу. Мы повалились на кровать хохоча и ощупывая друг друга, чтобы убедиться, что это не мираж, что люди будущего не подсунули нам проекцию «желаемого соседа» с целью слегка задобрить в день заселения.

Немного совладав с нахлынувшими эмоциями, мы сели напротив друг друга, поправляя растрепавшиеся волосы и не решаясь заговорить. В итоге выдали одновременно:

– Как? Когда?

Немного разобравшись в событиях и их хронологии, мы поняли, что наши истории были зеркальным отражением друг друга. С той лишь разницей, что к Жанне солдаты обратились с предложением чуть позже, чем ко мне. Уже после убийства Алекса. Поэтому она всячески избегала любого взаимодействия. Но они преследовали ее и давили на то, что она увидит подросшего внука. К сожалению, ее дочери было далеко до проходного КПЖ, поэтому убедиться в благополучии внука могла только она.

Условие о неразглашении информации было ей растолковано яснее ясного. Все это время она считала, что Алекса убили из-за того, что я ему проболталась.

– Значит, ты знала, что меня «приняли на борт»?

– Я не знала, согласилась ли ты. Особенно после случая с Алексом. Но вступать в контакт с избранными мне было запрещено до самого слива. Потому что список не был утвержден. Он менялся.

– Поэтому ты пропала и даже не пришла на похороны?

– Да. Но и ты мне ни разу не позвонила.

– Не хотела врать, – призналась я.

– Понимаю. Я вообще ни с кем не разговаривала. Только прощалась мысленно.

– Странно, что мне указали на тебя, как на душу, слегка не дотягивающую до проходного балла.

– Так и есть. Они немного пересмотрели условия и сделали скидку. Видимо, с туристами был затык. Несезон, – прыснула она.

Мои глаза распахнулись от восхищения:

– Жаннк! Как я рада видеть тебя такой! Мы как в первый раз встретились!

– Ага! Только тут сухой закон, ты в курсе?

– Да. Но ты же химик.

– Нейрохирург. Но на нашей базе были и химики. Нашли общие темы.

Я капризно поджала губы:

– Ах вот чем вы там занимались? А вот я ни-ни – одни художники и поэты.

– Да нет, мы не злоупотребляли. Но компания была хорошая.

– Значит, ты тоже была на базе. Такой же, как реальная.

– На первый взгляд, да. Я сразу направилась в медпункт, но не узнала его внутри.

– А я пошла в библиотеку.

– По обилию врачей и ученых я сразу поняла, что надежды встретить тебя, у меня нет. Как здорово, что тут они нам преподнесли такой подарок.

– Это да. Но только дары от незнакомцев крайне подозрительны. Кстати, а там не было Фишера.

– Того Фишера? Из моего учебника? Нет.

– Ясно, – я тяжело вздохнула.

– Ну, не хандри. Ты же отлично держишься! Так порадовала меня своим настроем. Я даже в прошлом давно тебя не видела в таком хорошем настроении. Там я волновалась за тебя, мне порой казалось, что ты готова отчаяться.

– Скажу тебе честно. Отчасти я отпустила ситуацию. Еще до вторжения в глубине души смирилась с тем, что больше никогда не увижу детей. Через тупую боль, с которой я просто начала привыкать жить. За восемь месяцев на перевалочной базе смирилась с тем, что больше не увижу их маленькими. Это не весело, но все же чуть проще. Сейчас моя главная цель найти их и убедиться, что с ними все в порядке. И приходится постоянно одергивать себя, напоминая о том, что это уже не маленькие несчастные дети. При этом мое сердце продолжает рваться каждый раз, когда представляю как они беззащитные и напуганные оказались на базе, как росли и взрослели там без меня.

– Особенно Митя, – кивнула Жанна.

– Возможно. Но я, наоборот, утешаю себя тем, что ему в его возрасте было проще перестроиться. И не помнить о материнском тепле, которого он лишился.

– Ты очень много времени уделяла ему. Как и другим детям, – Жаннка сжала мою руку. – Но я не переставала удивляться, как ты умудрялась все успевать, таская его маленького с собой абсолютно везде.

– Он меня спас.

Жанна вопросительно посмотрела.

– Он спас меня, когда был во мне. Когда я готова была сдаться и опустить руки. Когда мне не было до него абсолютно никакого дела.