Лисёнок для депутата - Аля Морейно

— ДНК, — замолкает на секунду, но не даёт мне ответить. — Не смотри на меня так. Да, я всё понимаю, что вероятность мизерная. Но пока не увижу официального опровержения своей идее фикс, не успокоюсь.

— Давай, — пожимаю плечами.

Мог бы у меня прямо спросить — я и без теста знаю ответ. Но раз не доверяет, то кто ему доктор? Сам виноват. Но мне, конечно, безумно приятна его возня по поводу отцовства моей малышки. Может, Лисёнку удастся окончательно растопить ледяное сердце Самборского-младшего, когда он узнает правду?

Иришка прибегает в гостиную, а я отправляюсь наконец на кухню…

Слишком эмоциональный выдался сегодня день. Мне нужно собрать себя и свои мысли, как Иришкины пазлы.

Витя больше не заговаривает о том, что мы должны уехать, и мы остаёмся. Подвешенное состояние напрягает. Может быть, мне пора начать просматривать объявления о сдаче в аренду жилья? Ведь если нас выставят, нужно будет куда-то перевозить тонну шмотья и игрушек, которыми мы обросли за полтора года. Не в кондитерскую же их тащить.

Вопреки моим ожиданиям, после нашего разговора о разводе Витя будто немного ослабляет свою круговую оборону. То ли она ему надоела, то ли теперь ему на меня плевать. Как бы там ни было, но он позволяет ночью себя обнять. Впервые за долгое время! И я прижимаюсь к нему как кошка. Ужасно соскучилась по близости его тела и ласкам!

Даже во сне у него твёрдые мышцы. Кажется, за последнее время он накачал их ещё больше — занятия с реабилитологом не проходят даром. Аккуратно, стараясь не разбудить, провожу рукой по груди и животу. Хочу коснуться его губами, но боюсь, что от этого он проснётся и разозлится.

Внутри меня на полную громкость играет джаз-бэнд с доминирующей ритм-секцией[7], где главным ударным инструментом выступает сердце. Все попытки сделать его потише терпят фиаско.

Рука, повинуясь инстинктам, опускается ниже. Клянусь, она движется сама по себе и мне неподконтрольна. Я бы ни за что не решилась! А она так соскучилась…

Кайфую, прижимаясь к любимому мужчине и впитывая его запах. Я так давно этого лишена, кажется, целую вечность. Жадно вдыхаю, запасаясь ощущениями впрок. Кто знает, когда снова мне удастся безнаказанно украсть мгновения такого острого счастья?

Оглушённая оркестром, опьянённая эмоциями, не сразу понимаю, что творит моя рука и фиксирует мозг. Слишком привычен сценарий и отточены движения. Анализировать сигналы начинаю лишь после того, как слышу Витин стон. Поверить удаётся не сразу. Но когда сомнений не остаётся, все мысли отступают на второй план, и я губами устремляюсь на помощь руке.

Виктор

В последнее время ненавижу сны. Рано или поздно они загонят меня в психушку. Видения обычно яркие, часто горячие и обязательно счастливые. В них я хожу, бегаю и люблю до отключки так, как в своей жизни до ранения.

А потом просыпаюсь — словно в прорубь с головой ныряю, раз за разом проживаю тот кошмарный день, когда понял, что ни ходить, ни любить больше не смогу… Бесконечный день чудовища с милым названием «сурок». После таких пробуждений с огромным трудом удаётся поднять себя с кровати и уговорить жить дальше. Впору обращаться к психиатру или глотать таблетки, гарантирующие мне ночи без сновидений.

Отец вынуждает меня снова ложиться под нож. Он верит в силу современной зарубежной медицины и настаивает, что надо продолжать бороться. Ведь после операции у Шварца результат, хоть и минимальный, всё-таки был. И то, что не удалось его развить, вовсе не означает, что дальнейшие попытки обречены на провал.

Папа уверен, что проблема — у меня в голове. Возможно, он прав — мне просто не хватает веры, я полон страхов. Не знаю, как отец повёл бы себя, окажись он на моём месте. А я — слабак. Потому что сдался. Или не созрел ещё решиться на повторную операцию без уверенности в результате. Не умею я слепо верить…

Мне снится чудесный сон. Нежные ручки ласкают мою грудь и живот, затем опускаются ниже и начинают сводить меня с ума. Я не вижу хозяйки этих рук, но не сомневаюсь, что у неё — рыжие волосы, а тело соблазнительно усыпано веснушками. Такие солнечные женщины неимоверно горячие и отзывчивые. И сам я загораюсь, вспыхиваю от чувственных прикосновений, будто ничего приятнее в жизни не испытывал. Пальчики незнакомки двигаются именно так, как мне нравится. Кровь разгоняется, вызывая привычное томление и накал внутри. Я уже очень близок к финишу. Только бы рука не останавливалась!

В момент, когда к пальчикам присоединяются губы, меня выбрасывает в реальность. Первые мгновения балансирую на грани, пытаясь отделить сон от яви. Взрываюсь, не успевая привычно испугаться, что потерплю фиаско. Где моя прорубь? Почему на сей раз вместо неё я оказываюсь в облаках, тёплых и невесомых, баюкающих меня, словно младенца?

Я точно не сплю. Но глаза закрыты. Боюсь спугнуть отголоски удовольствия, которые всё ещё носятся по крови. Боюсь поверить, что это был не сон. Потому что если это всё-таки видение, то я точно не выдержу очередную встречу с прорубью.

Мягкие губы касаются шеи и постепенно добираются до рта. Глухо стону, не сдерживая накрывающий меня шквал эмоций, понимая, наконец, что всё происходит со мной в реальности.

— Ведьма… Ты — рыжая ведьма. Что ты со мной творишь, колдунья?

Лисица не отвечает — думаю, ошарашена не меньше меня. Постепенно прихожу в сознание и бессовестно распускаю руки. Не размыкая поцелуя, глажу и мну всё, до чего могу дотянуться. Не удивлюсь, если у неё останутся после меня синяки. Но не могу сейчас быть нежным…

Моя девочка горячо отзывается на ласки и очень быстро начинает дрожать от удовольствия.

А потом мы лежим, сплетясь ногами и руками. Как раньше, когда-то давно, до того, как случился кошмар, отнявший у меня нормальную жизнь.

Слов нет. Но даже молчанием говорим друг другу очень много.

Впервые за последние месяцы я рад наступившему дню. Мне хочется жить, есть силы и желание бороться. Несколько часов я извожу своего реабилитолога требованиями увеличить мне нагрузку. Больше часа активно занимаюсь в бассейне, пока врач не взывает к здравому смыслу.

— Олег, он же завтра с кровати не поднимется. Ещё хуже себе сделает. Вразуми его, он меня слышать не хочет!

— Виктор Борисович, достаточно на сегодня, — мягко, но безапелляционно выдаёт помощник. — Доктор прав. Вы уже переборщили, как бы хуже не сделать.

Пытаюсь игнорировать, мне кажется, что у меня открылось второе дыхание, и я не должен останавливаться. Но Олег подключает тяжёлую артиллерию.

— Я вынужден позвонить Борису Григорьевичу, если вы сами не понимаете, что всё хорошо в меру.