Юла и якорь. Опыт альтеративной метафизики - Александр Куприянович Секацкий

похожее упоминается лишь тогда, когда автору случается отбросить какую-нибудь ерунду. Например, дурную бесконечность или то якобы действительное, которое оказывается совершенно неразумным, а следовательно, и недействительным – сор, пыль, обрезки ногтей, – то, что можно смело не принимать во внимание. Увы, процесс «спонтанного хухрения», образования отходов познания, остатков прежних суперпозиций, служащих своеобразным налогом на восхождение восходящего понятия, – все это пропущено и в философии Гегеля, и в европейской метафизике в целом.

Имеется что-то вроде условных отсылок. Так, у Хайдеггера в «Истоке художественного творения», где речь идет о вещах и о вещи, вопрос, интересующий философа, звучит так: «Что есть вещь в своей истине?» Художественное творение есть сокровенная истина вещи – таков ответ философа. «Но и творение тоже вещь», – говорит Хайдеггер. И придорожный камень – вещь. Быть вещью – это не так уж и мало, и отсюда поневоле возникает вопрос: а чем может быть сущее, которое даже не вещь? От определения Хайдеггер уклонился, но иногда можно понять, что в раздел «Даже не вещь» попадают какие-нибудь пластиковые стаканчики и прочая «штамповка». На них не останавливается взгляд, к ним не цепляются слова текущей речи.

Если исходить из некой слегка мистической позиции, можно отметить, что нам, людям, ведущим борьбу за признанность, за право быть личностью, субъектом, за то, чтобы нас не спутали с кем-то другим, чтобы не обходились с нами как с вещью, трудно представима борьба за право быть вещью – и все же мы можем представить некоторое напряжение внутри самого сущего, связанное с соисканием этого статуса. Вспоминается, конечно, борьба голодных духов за овладение хоть какой-нибудь плотью, борьба нашего зайчика в трамвайчике за то, чтобы хоть немного задержаться в присутствии, не быть поглощенным Петром Ивановичем… Цель всей этой борьбы – доказать, что ты и твое существование – это не хухры-мухры. И кажется, что все дальнейшие повышения в ранге признанности суть сравнительно незначительная прибавка к тому, что ты не хухры-мухры, то есть к статусу чего-то внятного и отчетливого, к статусу вещи. Только отталкиваясь от этого чудом отвоеванного пространства, можно проявить и волю к власти в смысле Ницше.

Вернемся в эту то бездонную, то совсем ничтожную (но всегда едва заметную) пропасть между «ничто» и «нечто». Что еще можно поведать о ней, кроме единственного, время от времени раздающегося возгласа, что это вам не хухры-мухры?

Вот перед нами ошметки суперпозиций, преимущественным образом отвалы хухры-мухры. Здесь вполне могут оказаться диковинные штуковины вроде упоминавшегося ведьмина студня. Откуда они берутся – всех случаев не перечислишь. Но один из путей описан Шредингером: мы открыли ящик, и живой кот приветливо замяукал. Ясно, что его возможность оказаться мертвым, прежде входившая в суперпозицию, в единство полной комплектации, превратилась теперь в какие-то хухры-мухры. Сейчас, даже если наш кот и умрет, эта смерть не будет иметь никакого отношения к мертвому коту, входившему в прежнюю комплектацию. После воображаемой декогеренции, перед нами нормальный, самый обычный кот – а это вам не хухры-мухры!

Но предположим, открыв ящик, мы обнаружили дохлого кота, вероятность такого исхода, как известно, пятьдесят процентов. Тогда его второй полюс, входивший в комплектацию, отлетел в те же отвалы. А это было не что иное, как возможность оказаться живым, возможность, которая сейчас не более актуальна, чем прошлогодний снег. Однако почему-то кажется, что в этом случае отброшенная в результате декогеренции половинка представляет собой нечто более интересное, чем несостоявшийся отскок дохлой кошки. В сущности, это живой кот-без-кота, а ведь он тоже оказался среди отвалов хухры-мухры, где (кто знает?)повстречался с отлетевшим Чеширским котом, от которого здесь, в явленности, тоже осталась одна улыбка…

К идее прошлогоднего снега можно подойти, конечно, и с иной стороны.

Прошлогодний снег: к идее пропущенных миров

Ничто не мешает тому, чтобы наряду с творцом первообразцов существовал и демиург-трикстер. Неделю назад мы ехали на автобусе из Финляндии, и гид обратила внимание пассажиров на снежную лыжню, идущую параллельно дороге. Она сказала: «Этот снег сохранен с прошлой зимы, и он обладает большой ценностью. Ведь лыжники уже соскучились, они хотят потренироваться, а когда выпадет свежий снег – неизвестно…»

Ну а дальше мысль пошла своей колеей. Во-первых, известное русское выражение, символ ненужности и бессмысленности «как прошлогодний снег», оказалось опровергнутым. Ибо, как выяснилось, существуют миры, в которых прошлогодний снег может приносить прибыль, где он представляет ценность, на что обращают внимание даже экскурсоводы. Похоже, что в Финляндии даже наладилось что-то вроде индустрии по заготовке и хранению прошлогоднего снега. И это точка, отталкиваясь от которой может разворачиваться мир демиурга-трикстера, поскольку лишь он может получить удовольствие от творчества; благо есть с чем соотноситься.

Представим себе, что владельцы прошлогоднего снега выстраиваются в некую новую иерархию: у большинства снег просто прошлогодний, а кто-то счастливый обладатель снега десятилетней давности. И этот снег в большой цене, он для истинных знатоков и гурманов, для настоящих ценителей – как вина многолетней выдержки.

И далее вокруг прошлогоднего снега начинает разворачиваться мир буквализованных метафор, такой финно-угорский русский мир. К нарастающей ценности прошлогоднего снега подверстывается и выеденное яйцо: ведь то, что интересует нас как прошлогодний снег, не стоит и выеденного яйца.

А если задержаться здесь и подумать? Ведь яичная скорлупа – прекрасный экологически чистый отделочный материал. Из него можно делать вазочки, солонки, панно и прочие арт-объекты, можно вручать ежегодную премию «Виртуозу выеденного яйца», причем в нескольких номинациях. Но эту скорлупу нужно ведь будет откуда-то брать – вот и неплохая работа для мигрантов и гастарбайтеров: выедать яйца и предоставлять в качестве готового продукта выеденное яйцо (добавленная стоимость), которое можно затем использовать самыми различными способами.

Далее уже типичный ход в сторону марковского ветвления. Самоназвание финнов – suomi – переводится как «люди рыбьей чешуи»: когда-то финно-угры делали из рыбьей чешуи даже одежду. В мире прошлогоднего снега и выеденного яйца вполне можно возродить эту практику и вернуть столь же экологически чистую рыбью чешую в производство одежды, украшений и тех же облицовочных материалов; дом, отделанный рыбьей чешуей, – это что-то! Опять же гастарбайтеры могли бы заниматься производством дорогостоящей рыбьей чешуи экологически приемлемым способом, например выедая остальную рыбу, – все при деле и все довольны.

Ну и вывод, нуждающийся, конечно, в проверке: если поменять хоть одну настройку, задать путь буквализации метафор – как скоро мы окажемся людьми не от мира сего?

* * *

Что ж, тем самым, пожалуй, определена неплохая локализация для хухры-мухры: это бескрайние просторы, раскинувшиеся между выеденным яйцом и прошлогодним снегом. Человечество обладает навыком не замечать их, и этот навык