Квадратные метры хитрости - Мария Мусина

– Закурить не найдется?

Передо мной возник мужчина. Мне вообще-то свойственна доверчивость, иногда излишняя. Но тут почему-то я сразу заподозрила неладное. Наверное, потому, что сзади выросли еще две фигуры – и тоже мужчины. И как-то так они выросли, что вся эта мизансцена приобрела угрожающий характер. Но не будут же меня грабить посреди бела дня? Впрочем, уже вполне стемнело.

– Закурить? – переспросила я дрогнувшим голосом.

Не то что мне было жалко сигарет, но я боялась, что руки у меня будут трястись, когда полезу за пачкой.

– Нет. Не найдется, – я попыталась продолжить свой путь.

Один из тех, кто был сзади, придушил меня согнутой рукой. А я не люблю, когда меня душат! И, как учили на занятиях по самообороне в фитнес-клубе, я изловчилась, двинула его локтем в солнечное сплетение. Дальше должен был следовать удар в пах ногой, но его не последовало. Не получилось у меня так изогнуться – держали меня крепко.

– Ты еще сопротивляться будешь, крошка? – как-то это прозвучало без всякого уважения ко мне, даже как-то, я бы сказала, пренебрежительно и небрежно. – Не сопротивляйся, не надо. Хуже будет.

– Чего вы хотите? – я почти задыхалась уже, а рука, согнутая в локте все давила и давила мне на горло.

Мужики захихикали. Как-то обидно засмеялись. А я подумала, что если бы могла – разметала бы их сейчас. Возможно, даже используя болевые приемы. Чтобы им не до смеха было. В смысле – мужикам.

– Сиди дома и не рыпайся, – сказал тот, что просил закурить, – поняла?

Рука еще крепче прижалась к моему горлу. Я кивнула.

– Не слышу.

– Поняла, – прохрипела я.

– Вот и хорошо.

Я стояла одна. Горло болело. Я рыдала. Скорее от обиды, чем от страха.

Домой я добралась совсем в растрепанных чувствах. Возможно, я всплакнула бы еще в подушку – но дома был Антон.

– Ты Осю кормил? А Мотю?

Антон молча помотал головой. Я покормила животных.

– А меня ты кормить не собираешься? – злобно спросил Антон.

Я открыла холодильник. И он сообщил мне, что я совершенно забыла посетить сегодня продовольственный магазин.

– Давай закажем пиццу. Или суши, – растерянно сказала я.

Антон рассмеялся. И стал рассматривать меня пристально. И недобро.

Я чувствовала себя виноватой. Действительно, что хорошего? Приходит человек домой, а там еды нет.

– Или, знаешь, давай закажем еду из того грузинского ресторанчика, помнишь, в прошлом году заходили. Нам там понравилось. Сейчас визитку найду – у них доставка есть.

Визитку я, конечно, не нашла. Но нашла телефон доставки еды по интернету.

Антон наблюдал за мной. А я суетилась как-то неуклюже и некрасиво. Выглядело это ужасно, я это понимала. Антон имел полное право меня презирать. И у меня не было сил взять себя в руки и быть прекрасной. Любимой и обаятельной. Да, не было сил.

– Тошенька, тебе чай заварить? Тошенька, тебе не дует? Форточку закрыть? – пыталась подлизываться я.

И выглядела все более и более жалкой.

Звонок телефона. Сенс.

– Как дела? – с воодушевлением поинтересовался Бородин. – Я сегодня общался с эгрегором на вашу тему. Все должно быть хорошо! И даже очень!

– Все очень плохо, – приглушенно сказала я трубке. – Владимир, у меня к вам огромная просьба: перестаньте производить надо мной все эти ваши опыты.

Звонок в дверь. Неужели уже доставка еды?

Нет, это был Кика. Что за манера являться без звонка?

– Они потребовали выкуп! – заорал Кика с порога.

– Кто? – не поняла я.

– Иркины похитители! Они, наконец, объявились! Мне даже дали с Иркой поговорить! Она жива!

– Слава богу! – сказала я.

Но прозвучало это как-то безрадостно.

Теперь уже и Кика уставился на меня недобро.

– Мы тут ждем еду, – уж совсем не к месту сказала я, – голодные.

Антон смерил меня негодующим взглядом.

– Только не ссорьтесь, – сказал Кика.

– Нет, что ты…

– Я же вижу – у вас искрит. Похитители потребовали пятьсот тысяч евро.

– Почему не миллион? – спросила я.

Настало тягостное утро. Вообще-то утро всегда было моим любимым временем суток. Проснуться. Притащиться на кухню. Сварить кофе. День только начинается, и нет сожаления о невыполненном и несделанном. А только вкус прекрасного будущего. Утро – это юность дня. Все еще впереди.

Но только не сейчас. Сейчас утро – это мучительная встреча с Антоном, изматывающее молчание и разочарование.

– Привет!

– Привет!

Еще не хватало сказать: «Хорошая погода, не правда ли?» – и будет полный комплект.

Вот как бы я вела себя, если бы это Антона вызывали на допрос и подозревали в убийстве? Уж наверняка не так отстраненно и равнодушно. И, конечно, я не стану при этом аккомпанементе (крещендо) черствости рассказывать мужу о вчерашней встрече с бандитами. Какой смысл? Вообще-то сочувствие иногда бывает и бессмысленным – в том смысле, что никак не влияет и не облегчает ситуацию. Но оно, сочувствие, просто должно быть. Как факт. Биографии отношений.

Небо за окном было серое. А какое оно должно быть поздней осенью? Но от осознания неизбежности этой серости не становилось легче.

Антон, наконец, ушел. Могла ли я когда-нибудь предположить, что мне так тяжело будет пребывать в одном помещении с собственным мужем?

Все эти невеселые мысли дополнялись еще и навязчивыми воспоминаниями о вчерашнем наезде. А как это еще назвать? Когда трое мужиков прижимают тебя в углу и угрожают зверской расправой? Да они меня чуть не придушили вчера, как цыпленка какого-нибудь.

Кстати. Тимофей и Леонид – были задушены. Уж не теми ли самыми мужиками?! Брр. Лежала бы я сейчас на холоде, в темном переулке… Или нет, меня бы уже, наверное, нашли, и лежала бы я в морге. Но тоже холодном…

Фу, какая-то ерунда в голову лезет. Костя сто раз прав: я – не труп! И Наташа права – я не в тюрьме! На сегодняшний момент. И это поводы для радости. Целых два!

И вообще, миссия моя в этом деле выполнена! Все хозяева квартир, на которые посягает мошенник Красавин, предупреждены.

Даже Нино Гамлетовна – и та в курсе, – Наташа связалась с ее адвокатом. Все! Я умываю руки!

Но тут я опять подумала о Тимофее, неизвестном мне, никогда мною не виденном Тимофее.

Его убили! Из-за квартиры. Из-за квартиры?

И Леонида – тоже убили! И тоже – неизвестно за что.