Спящая - Мария Некрасова

–Не говори глупостей,– проворчал дед Артём.– Это не её – это смотрят, как мы тут купаемся. Проснулись!

Я выбрался из лодки, взвалил Катьку на закорки, чтобы вытащить, и зря: усевшись на мою мокрую спину, Катька протестующе завизжала и сама спрыгнула в воду:

–Ты макрель!

–Сейчас сама такая будешь. Бежим!

Мы, конечно, не побежали, а еле побрели, разгоняя воду и трясясь от холода.

Вертолёт шумел. Я увидел его серое брюхо, и мне показалось, что небо над головой проясняется, но, может, это я размечтался. Впереди на холме мигал огонёк сирены: дежурили машины «Скорой».

–…Я спал на трёх связанных стульях, меня на этих стульях во двор и вынесло. Проснулся от того, что о дверной косяк поцарапался. Ну и от воды, конечно. Так спал себе, и вдруг на!– водички в лицо и доской по руке…

Вскочил, ничего не понимаю, чувствую: падаю в воду. Вцепился в спинки стульев, лежу ору. Волна несёт, ночь, кругом ни зги не видно, холодрыга, как зимой, я уже мокрый весь. Слышу: мать меня из дома зовёт, а я во дворе плаваю. Ору ей в ответ, что я здесь, во дворе, а сам уже не вижу – где двор-то? Забора нет. То ли под водой, то ли смыло, не помню уже. Меня и вынесло на дорогу.

Дорога что река: вода кругом, течение такое, как водопад в кино. Сижу ору, отплёвываюсь, стулья развязались, один подо мной остался. Я на него пузом лёг, пытаюсь грести, а течение несёт. И запах такой, как в сортире. У всех же тогда дощатые были, во дворе, их первыми и смыло. И вот я в этом во всём бултыхаюсь, как муравьишка на щепке, и думаю: «Если меня унесёт в реку, Славка отдаст свой старый велик другому мальчику»,– дед Артём хрюкнул и прихлебнул чай.

Он сидел на больничной койке с чашкой чая и потихоньку становился собой. О том потопе пятидесятилетней давности, что он рассказывал, я слышал только от Катьки с его слов, а от него самого или ещё от кого – ни разу. Никто не любит говорить о плохом.

Мы сМихой иКатькой тоже приходили в себя. Нам выдали смешные больничные пижамы в полоску, потому что, войдя, мы залили собой весь больничный холл. Наши мокрые шмотки висели на стульях, поставленных вокруг древнего обогревателя. Его принесла медсестра, увидев нас, трясущихся, и велела не прижиматься, а то обожжёмся.

На подоконниках в ряд лежали-сушились разобранные телефоны. Не знаю, выживут ли. Миха свой чудом сохранил, дал мне позвонить отцу. Тот уже возвращался со своего дежурства и, как и следовало ожидать, застрял у переправы на той стороне реки. Я слышал в трубке сигналы машин и ругань, как будто это могло помочь. Отец волновался, как мы там и не залило ли его прицеп в гараже. Про прицеп я, если честно, не знал, но доложил, что вся деревня в больнице. Надеюсь, он меня понял правильно, потому что связь была так себе.

В палате на шесть человек расселась куча народу. Сидели кто где, с чашками больничного чая, безвкусного, зато горячего, и отогревались. За моей спиной Петров-отец иСанёк смотрели по телефону какие-то ролики и хохотали. У двери дядя Лёша из хозяйственного магазина о чём-то спорил с медсестрой. Из женской палаты через коридор доносились хохот и болтовня. Вся деревня, или почти вся. «Эвакуационный пункт»– дурацкие словечки из новостей про катастрофы, это было оно. Нас даже сМикки пустили, иНайда Лины Павловны здесь тоже была. Из ординаторской, дальше по коридору, доносилось разноголосое мяуканье и звуки кошачьих драк: туда согнали всех привезённых котов. Эвакуация есть эвакуация. Все (кроме животных, конечно) по форме в полосатых пижамах, с больничными стаканами, без ручки, но в этом-то и прелесть: уменя хоть руки перестали трястись от холода.

Катька сидела рядом с дедом, поставив горячий стакан на подоконник, и возила пальцем по стеклу. Пижаму на ней пришлось подворачивать, хотя она всё равно расправлялась, и тогда Катька становилась похожа на Пьеро из мультфильма.

–Страшно было?

–Ещё бы! Самое страшное, что темно. Несёт тебя – а куда несёт, куда швыряет, не видно: электричество отрубили. Меня раза три обо что-то швырнуло, я так и не понял, забор там или дерево – не разглядишь. Единственное, что помню,– машину. У одного дяди Васи была машина. Так он не нашёл ничего лучше, чем попробовать выехать на ней. Я только фары видел, как на воде колышутся. Не приближаются, не удаляются, а туда-сюда, как поплавок. И в свете фар – вода и горы барахла непонятного: столы, кресла, чья-то кошка на дощечке плывёт…– Катька скуксилась (кошку жалко) и взглянула на своего верного Микки. Пёсик лежал кверху пузом почти у самого обогревателя, растопырив лапы. С наших сохнущих на стульях шмоток уже налилась приличная лужа и подбиралась к нему.

–Она спаслась, Кать,– быстро утешил дед Артём.– Много лет ещё прожила, я до старших классов её встречал. Ни одно животное тогда не погибло, даже рыб из реки во дворы не нанесло, мужики потом удивлялись…

–А этот, на машине?

Дед покачал головой:

–Я мелкий был, плохо помню. Вроде ему кричали «Топи, выплывай!»– а он не слушал. И то ли разбился, то ли утонул.

–А ты как спасся?

–Стулом же! Меня унесло почти к самой реке. Ну, мне так казалось. Не видно же ничего, темно, вода, машина с фарами давно позади. Я думаю: «Сейчас за что-нибудь ухвачусь, хоть за дерево, вылезу наверх…» А сам окоченел, как вцепился в свой стул, пальцев разжать не могу. Дерево на пути стояло, толстенное, кривое. А у меня у стула сидушку давно вымыло, осталась рама для портрета с ножками. И я этой рамой зацепился за дерево. В общем, кое-как вскарабкался и трясся там ещё полночи. Пневмонию заработал тогда. А утром, уже вода встала, пришли меня сняли.

–И дождь был такой же сильный, как теперь?

–Сильнее. И дольше. Как будто сверху из шланга лили. И несло меня к реке, а не от реки, понимаете?

Я не понял. Мишка с сомнением смотрел на старика: неужели заговаривается? Только Катька не постеснялась спросить вслух:

–Дед, ты точно не путаешь? Темно было.

–В том-то и дело, что так не бывает. Если на месте Новых домов не было огромного озера, которое перелилось через край и залило нас… По-другому быть не могло.

–А оно там было?

–Нет, конечно. Тут вообще ничего не было. Болтали, что это местный дурачок наколдовал, хотя я не верю.

–У вас и дурачок местный был?– Катька слушала открыв рот: надо же, как люди при динозаврах интересно жили!

–Я его не знал, Кать. В любой деревне кого-нибудь да недолюбливают, как и в любом классе. У вас же в группе тоже небось есть…

Катька закивала:

–Только я его знаю, он хулиган.

–Ну а я с хулиганами не дружил. А вот хулиганы его однажды побили, да так сильно, что говорили потом, будто он и наколдовал потоп в отместку всей деревне.

Я это слышал в первый раз и сам с подозрением взглянул на деда Артёма. Что он такое несёт: дурачок, да ещё и колдун…