Несущий огонь - Бернард Корнуэлл

По правде же, он был счастливее некуда.

– Всякое царство, разделившееся в себе самом, опустеет, – вещал епископ. – Это слова Христа! А кто усомнится, что земли к северу отсюда есть саксонские земли! Оплаченные саксонской кровью!

– Он уже едва не час изливается, как мне кажется, – проворчал Эдрик. – Если не больше.

– Ну, значит только начал, – отозвался я.

Человек передо мной попытался шикнуть, я рыкнул на него в ответ, и он быстро отвернулся.

Я снова посмотрел на Вульфхерда, старого моего недруга. Он был епископом Херефорда, но постоянно обретался в резиденции короля Уэссекса, потому как хотя в проповедях Вульфхерд призывал стяжать блага небесные, сам он тяготел к благам исключительно мирским. Ему хотелось денег, земель, влияния, и он вполне преуспел, потому как его амбиции подкреплялись гибким, изворотливым и холодным умом. Внешность он имел внушительную: высокий, с крючковатым носом, глубоко посаженными темными глазами под густыми бровями, поседевшими с возрастом. Опасный враг, но его слабостью была тяга к шлюхам. Я его за это не сужу, потому как они мне самому нравятся. Однако, в отличие от меня, Вульфхерд корчил из себя человека безупречно целомудренного.

Епископ помедлил, чтобы отпить глоток эля или вина, и все шестеро в тронах зашевелились, разминая затекшие члены. Эдуард наклонился и прошептал что-то на ухо сестре, которая устало кивнула. Ее племянник Эльфверд, этот мрачного вида юнец, зевнул.

– Я не сомневаюсь, – загрохотал снова епископ, заставив мальчишку вздрогнуть, – что леди Этельфлэд заключила мир с королем Сигтригром исходя лишь из побуждений христианских, побуждений милосердия и в страстной надежде на то, что свет Христа прольется на темную душу язычника и приведет его к познанию милости Спасителя нашего!

– Верно, – вставил Этельхельм. – Совершенно верно.

– Скользкий мерзавец, – процедил я.

– Но откуда было ей знать, – вопросил епископ, – откуда было знать всем нам о предательстве, зреющем в душе лорда Утреда? О той ненависти, что вынашивал он по отношению к нам, детям Божьим! – Прелат помедлил и вроде как тяжело вздохнул. – Брунульф, этот великий воин Христа, погиб!

Попы позади него взвыли, а Этельхельм тряхнул головой.

– Отец Херефрит, – продолжил Вульфхерд еще громче, – этот мученик во имя Господне, погиб!

Стражники могли считать, что мы безоружны, но я пронес с собой нож и теперь просунул его под одежду Херефриту и кольнул его в задницу.

– Одно слово, – шепнул я ему, – одно слово – и ты покойник.

Поп вздрогнул.

– Наши добрые люди, – завывал епископ, рыдая, – убиты язычником! Растерзаны дикарем! И настало время, – он возвысил голос, – давно настало время изгнать этого безбожного дикаря с нашей земли!

– Аминь, – подхватил Этельхельм, кивая. – Аминь.

– Хвала Господу, – воззвал один из священников.

– Внемлите! – гаркнул Вульфхерд. – Внемлите словам пророка Иезекииля!

– А надо? – буркнул себе под нос Финан.

– «Я сделаю их одним народом! – громыхал прелат. – И один Царь будет царем у всех их, и не будут более двумя народами, и уже не будут вперед разделяться на два царства!»[4] Слышали? Бог обещал создать из нас один народ, не два. С одним королем, не с двумя! – Он вперил яростный взгляд в Сигтригра. – Ты, лорд король, – рявкнул он, ухитрившись наполнить последние два слова сочащимся презрением, – сегодня покинешь нас. Завтра истекает срок перемирия, и воинство короля Эдуарда пойдет походом на север! Воинство Божье! Воинство веры! Воинство истины! Армия, которая отплатит за смерть Брунульфа и отца Херефрита! Армия, возглавляемая воскресшим Христом, нашим королем и лордом Этельхельмом!

Король Эдуард слегка нахмурился, оскорбленный, как я подозревал, тем, что Этельхельма уравняли с ним в главенстве над армией западных саксов. Однако противоречить церковнику не стал.

– И вместе с этой могучей силой пойдут люди из Мерсии! – надрывался Вульфхерд. – Воины, ведомые принцем Этельстаном!

Пришел мой черед хмуриться. Этельстану поручили командовать войском Мерсии? Я, конечно, это одобрял, да только знал, что Этельхельму ничего так не хочется, как убить Этельстана и тем расчистить внуку дорогу к трону. И теперь Этельстана посылают в Нортумбрию с человеком, желающим ему смерти? Меня удивляло, почему Этельстан не сидит на троне, как его сводный брат Эльфверд. Затем я заметил своего воспитанника среди воинов, которые вместе с попами располагались позади шести кресел. Многозначительный факт. Этельстан – старший сын, однако его не удостаивают таких почестей, как унылого и рыхлого Эльфверда.

– То будет объединенная армия саксов, – вещал Вульфхерд дальше. – Армия Инглаланда, армия Христа! – Голос епископа стал еще громче. – Армия, которая отплатит за гибель мучеников и осияет вечной славой нашу Церковь! Армия, которая создаст единый народ саксов под властью единственного короля!

– Готов? – поинтересовался я у Финана.

Ирландец только ухмыльнулся:

– Язычник Утред навлек на себя гнев Божий! – Прелат перешел уже почти на визг, брызгая слюной и воздев длани к стропилам амбара. – Мир разорван, порушен жестоким коварством Утреда, его ненасытной жаждой крови, его предательством всего, что дорого нам, его подлым покушением на нашу честь, наше смирение, нашу преданность Богу, наше искреннее стремление к миру! Это не наших рук дело, но его! И мы дадим ему войну, к которой он так страстно стремится!

Люди взревели. Сигтригр и Этельфлэд выглядели подавленными, Эдуард хмурился, а Этельхельм тряс головой как человек, исполнение заветной мечты которого делает его несчастным.

Епископ выждал, когда народ успокоится.

– И чего желает Бог от нас? – заявил он громогласно. – Чего хочет он от вас?

– Он хочет, чтобы ты перестал изрыгать дерьмо, старый сводник! – крикнул я, нарушая тишину, воцарившуюся после заданных прелатом вопросов.

И двинулся сквозь толпу.

Прежде чем врезаться в толпу, сопровождаемый следующим по пятам Финаном, я сбросил капюшон и скинул с плеч потрепанный плащ. Когда меня узнали, послышались удивленные возгласы, затем ропот и, наконец, возмущенные крики. Но ярилась не вся толпа. Кое-кто ухмылялся, предвкушая потеху, нашлась горстка тех, кто приветствовал меня. Епископ Вульфхерд в изумлении вытаращил глаза, открыл рот, но выдавить ничего не смог и уставился на короля в надежде на его властное вмешательство. Однако король был в равной степени удивлен моим появлением и молчал. Зато Этельфлэд широко распахнула глаза и почти улыбалась. Возмущение росло: народ орал, что меня следует вышвырнуть из амбара, а один решивший стать героем юнец преградил мне путь. На нем был темно-красный плащ, перехваченный у горла серебряной фибулой с изображением прыгающего оленя. Такие плащи носили члены ближней дружины Этельхельма, и еще несколько этих парней проталкивались через толпу на подмогу молодому товарищу, выставившему руку мне навстречу.