Поединок во мраке - Татьяна Шубина

— Ты, суслик, старье лабаешь, — Мечталоха, угорая со смеху, сделала ему козу. Причем в прямом смысле: на месте ее головы возникла морда старого козла и боднула Федоткина. — Вылазь из лифта, счас увидишь звезду своего романа.

Ему не хотелось никаких звезд. Впервые за эти годы он желал прямо сейчас увидеть свою мамочку, чтобы прижаться к ее коленям. Ах, как давно он ее не видел и даже не звонил ей…

Вместо «звезды» на площадке торчал дед с бодрой выправкой бывшего военного. Мечталоха потупила глазки, но не растерялась и поманила старого пня мизинчиком. Дед крякнул, продемонстрировав ухоженную вставную челюсть, и подмигнул Федоткину.

— У-у-у, счастливчик!

— Еще какой, — Мечталоха повернулась к Агенту и, как только дед скрылся, сжала ему нос своими жесткими пальчиками.

— Проверка на профпригодность, проверка на профпригодность.

Федоткину повезло, продолжения он не дождался. Когда наконец распахнулась дверь «звезды его романа», Агент лежал без сознания, загромоздив собою всю лестничную площадку.

Хотя в бешеном пространстве категории времени были своими, обычно его обитатели пользовались земными часами. Так удобнее вести учет и контролировать события. Этой ночью чиновники пространства не покидали офис: отличившимся агентам и системникам выписывались командировки на Шабаш.

Агентами были существа типа Фас Экс-пи-пи. Системниками называли людей, подписавших с бешеным пространством контракт в надежде на особые блага в жизни и после нее. Они собирались погудеть шальной ночью среди своих и получить верительные грамоты и наставления на будущий год.

В их числе был один, довольно видный в научных кругах человек, проходивший по каталогу бешеного пространства под именем Дон.

В назначенный час он вошел в свою ванную комнату и, ожидая вызова, старался не глядеть на чисто вымытый подзеркальник, на котором сверкала лезвием опасная бритва. В квартире никого не было. Верного пса он оставил на даче — собака в час вызова выла, не умолкая.

Дон любил бриться именно такой опасной бритвой, с хорошо наточенным длинным лезвием. А сейчас она почему-то и притягивала его, и пугала одновременно.

До вызова оставалось несколько минут, и он с пустым и холодным сердцем ожидал приближения контрольного мгновения.

— Дон, — говорил он себе, — надо выбираться из этой клоаки.

— Нет, — отвечал ему кто-то его же голосом. — Твое топ-шоу заказано и оплачено, и хозяин на нем не ты.

Дон взял бритву, потрогал лезвие. Он только сейчас внезапно понял, как сильно привязан к этому миру, и не питает никаких иллюзий по поводу того, кто встретит его на том берегу.

Часы тем временем заскрипели, механизм в них звякнул и начал отсчет контрольного времени. Дон привычно набросил купальный халат, в котором, надо признаться, не было никакой необходимости, и прыгнул в унитаз. Это он проделывал уже столько раз, что все получалось как бы само собой, без каких бы то сомнений и обдумываний.

Таким же образом в Черный туннель сейчас попадали тысячи других контрактников. Туннель был забит до отказа. Хотя гости встречались здесь ежегодно, на Земле они друг друга не узнавали: бешеное пространство допускало системников на Шабаш, преображая их по своему усмотрению.

Дон, например, стал колокольчиком без язычка. Рядом с ним двигалась пустая печать, впереди толкались карандаш без грифеля, ведро без дна, но почему-то с массивной ручкой, чуть дальше плыли скукоженая пальмовая ветка и подобные штуковины.

Это было что-то вроде карнавальных костюмов. Внутреннее зрение каждого системника могло раз в год насмотреться вдоволь на эту свалку и сделать вывод, как хорошо быть избранным.

Дон знал: народ, идущий по Черному туннелю, умеет напустить туман и пыль в души земных сограждан, но тут они готовы на все, лишь бы контракт продлили и еще бросили обжовок тухлятинки с барского стола Шабаша.

Да что там говорить, Дон и сам был таким же.

Перед лифтом толпа стиснула его, одна кабинка не работала, и все понимали, что сегодня придется потолкаться и подождать дольше обычного.

Дон заглянул в черную бездонную шахту соседнего лифта — там гудела беспросветная Тьма. Рядом была лестница. Крутые, узкие, облитые чем-то скользким ступени без счета уводили туда же — вниз.

— Я тут не в первый раз, но на такой спуск решиться не могу. Это не для человека. В эстетическом смысле, — процедил селедочный скелет.

— Да, не для человека, — согласился Дон. — Но для нас с вами вполне подходит.

— Надеюсь, вы не агент света? — подозрительно осведомились селедочные объедки.

Несколько системников, стоящих рядом, тут же обернулись к Дону.

— А вы этого боитесь? — нахально поинтересовался тот.

Селедочная голова негодующе отстранилась от мятого колокольчика:

— Я уже ничего не боюсь, но вам советую не нарываться.

Мятый колокольчик оттолкнул сдутую автомобильную шину, протиснулся между ней и раздавленным ноутбуком и ступил на первую ступеньку.

Нет ничего невыносимее лестницы, ведущей бесконечно вниз. Перил нет, стены сдвинуты так узко, что Дон едва не выскочил назад. Но сегодня он был особенно озлоблен и искал острых ощущений.

Он оглянулся с надеждой, что кто-нибудь из толкающихся перед лифтом тоже рискнет спуститься по бездонной черной щели, но, похоже, понятие страха существовало и здесь.

Мятый колокольчик, с вырванным язычком, сделал несколько неуверенных шагов, поскользнулся, тщетно попытался ухватиться за сырые и липкие стены и покатился вниз.

При этом чувства его не оставляли. Порой казалось, что он пересчитывает каменные ступени ребрами и головой, подпрыгивая на каждой ступеньке как мяч.

Бешеное пространство давало урок. Оно не прощало отступничества.

Предновогодняя суета поглотила родителей, и Сверчку показалось даже, что они сами выпихивают его на эту бестолковую вечеринку.

— Надо выходить на люди, взрослый уже, — твердила мать.

— Да-да, — поддержал ее отец.

Он одновременно пил чай, смотрел телевизор, пытался просматривать свои рабочие бумаги и участвовать в разговоре.

— Тебе не кажется, что она изменилась?! — у Димки не было сил выговорить имя, и он пробормотал это под нос, когда они остались на кухне с мамой.

— Что ты хочешь этим сказать? — не поняла та.

— Нет, просто я тебя спрашиваю, ты ведь ее давно не видела. И сегодня она была всего одну минуту.

— Девочки в этом возрасте быстро меняются. И ты меняешься. Саша Савинков со мной таким басом говорил, прямо взрослый мужчина.