По ту сторону синей границы - Дорит Линке

– А альбатросы тут есть?

Я удивленно смотрю на него.

– Что?

– Ну, альбатросы. Есть они тут?

Мотаю головой.

– Что?

– У тебя вода в ушах?

– Нет. А что?

– Ничего. Просто так.

Он прислоняется спиной к бую, я непонимающе смотрю на него.

– Я, когда плыву, песни про себя пою, чтоб отвлечься.

А мне и в голову не приходило!

– Примерно сотню знаю наизусть.

– Ничего себе! Когда ж ты успел их выучить?

Андреас вздыхает.

– Потихоньку. Когда был в интернате. Это очень помогало – петь про себя. Хоть пару песен. Никто ничего не замечал, это был мой мир. Только мой. Ну, ты знаешь: «Мысли свободны!.. Без страха, без риску. Они не подвластны ни спросу, ни сыску»[34]. Ну и все такое. Постепенно я много их выучил. Расширил, так сказать, репертуар. Вдруг меня опять туда бы запихнули, так я был бы уже подготовлен.

Я смотрю мимо Андреаса на волны и удивляюсь: каждый из нас выработал свою методу, как справляться с монотонностью движения в воде.

У Андреаса – его песни, у меня – стихи.

Я ведь ему про них тоже никогда не рассказывала.

– А я отвлекаюсь Гёте. И Шиллером. Иногда Рильке.

– Ну ты даешь! – Андреас выпрямляется, как будто он за партой и его вызвал учитель. – С ума сошла, что ли? Неужели в школе не надоели все эти, как их там, «Лесной царь», «Ученик чародея»?

Я киваю.

– Не-е, – он энергично мотает головой, – я б тогда точно концы отдал. Вот «Карат» – это да. «Альбатрос» у них лучше всего…

– «Альбатрос» – классная песня.

Андреас кивает. И начинает тихонько петь.

Та птица, к которой

Матросы взывают:

Властитель морей,

Вкруг всех территорий

Свободно летает.[35]

Он улыбается и опять прислоняется к бую.

Я и не знала, что Андреас так хорошо поет.

И Гиперборей,

И юга торос —

Тебе, альбатрос,

Всё подвластно.

Андреас замолкает, смотрит на горизонт, улыбается.

– Когда поешь, как-то легче становится.

И тихонько продолжает. Мелодия летит над волнами, приноравливаясь к их ритму; теперь она звучит и у меня в голове. Закрываю глаза и представляю, что это я альбатрос, я лечу над Балтикой, бесстрашно и свободно…

– Я рад, что мы это сделали, – говорит Андреас. – Что взяли дело в свои руки, не стали ждать, когда все само собой исправится.

– Само по себе ничего бы не исправилось, было бы только хуже. Нам бы всю жизнь палки в колеса вставляли.

– Хорошо, что теперь все это уже позади, – говорит Андреас со вздохом облегчения.

Я бы и рада согласиться, но не могу. Это еще не позади. Я боюсь. Конечно, сейчас мы сидим на буе, а не плывем в открытом море, но до безопасности еще очень далеко.

Но Андреас хорошо умеет скрывать свой страх. Жизнь научила.

Интересно, что сейчас делает мама? Мне вдруг становится ужасно ее жалко. Она ведь наверняка сильно беспокоится. Я не появлялась дома со вчерашнего вечера. Маме должно быть уже ясно: что-то не так.

Скорее всего, сегодня она будет звонить на завод, но ей ответят только, что на работе меня нет. И Андреаса тоже.

Мама позвонит его родителям, а те тоже не знают, где он, ведь он давно с ними не живет. Она поедет на «Траби» к его дому, но и там никого не найдет.

Потом направится к «Нептуну», чтобы узнать, пришла ли я на тренировку.

Спросит Ульриха.

А уж он, думаю, догадывается, где я.

Мама, скорее всего, это заметит.

Станет ли он с ней разговаривать? Расскажет ли ей о своих подозрениях?

И что она тогда сделает? Побежит в полицию и будет настаивать на спасательной операции? Или просто будет надеяться, что мы доплывем, и никому ничего не скажет?

Меня мутит. Как только окажемся на Западе – надо обязательно позвонить маме.

– Только представь, сколько всего мы теперь сможем сделать. Хоть в Париж автостопом, хоть в Рим, – Андреас смотрит на меня. – Только подумай – Колизей увидим! Ты бы куда хотела?

– Не знаю.

Не в состоянии строить никаких планов.

– Ну, хоть какое-то желание должно же быть.

– Может, в Грецию, – говорю я безучастно, только чтобы что-то ответить.

На Западе мы никого, кроме Сакси, не знаем. Мы будем втроем – уже немало! Только сейчас, если честно, толку с этого чуть.

Никогда больше нам не поесть бройлеров в Варнемюнде… А что будет с дедом? С папой? Когда я снова увижу маму? Желудок сжимается в комок.

– Теперь сможем пойти учиться, куда захотим, хоть на биологический, хоть на информатику. Надо только получить аттестат за двенадцатилетнюю школу, но это наверняка получится без проблем.

Я нервно разминаю мышцы, они все еще твердые и холодные. Не хочу, чтобы Андреас заметил мое настроение.

– Поживем у Сакси, хотя бы для начала. Его родители наверняка не будут против и помогут. Ну и видок у них будет, когда они нас увидят! Они ж такого никак не ожидают. Сакси с ума сойдет от радости! Небось, сразу потащит свои шмотки показывать, диски, шоколад тамошний – теперь он его каждый день лопать может. А на завтрак у них, конечно, «Нутелла»… Нашел ли он там уже друзей? Это ведь нелегко, саксонцу нашему. Понимают ли они его диалект? Может, уже и «БМВ» себе завел. А челку так и не состриг.

Андреас снова посмотрел на меня.

– Чего молчишь?

– Может, теперь у него стрижка получше.

Андреас хихикает.

– Ну, это вряд ли. Если у человека со вкусом проблемы, это не лечится, даже на Западе.

Взгляд скользит по волнам. Кто знает, не обидится ли Сакси, если мы, едва прибыв, снова начнем его подкалывать? Надо бы отказаться от этой привычки. Тем более что теперь это мы будем у него в гостях.

Расстегиваю молнию, достаю пакетик с «Мозаикой».

Вот она, «Черная фелюга», целехонькая!

К счастью, внутрь не проникло ни капли.